Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
– У матери этих мальчиков, – пояснил мне мистер Хольман, – довольно-таки крутой нрав, и порой она бывает с ними строга сверх всякой разумной меры. А я, знаете ли, обязан не только пахать здесь землю, но и надзирать за тем, как воспитывают ребят. – Сев в трёхногое кресло у камина, священник оглядел пустую комнату и, словно говоря сам с собой, произнёс: – Где же хозяйка?
Миссис Хольман не заставила себя долго ждать. Приветствовать мужа хотя бы одним лишь взглядом или прикосновением, едва он возвращался с полей, было у неё в обыкновении. Невзирая на моё присутствие, пастор поведал жене о том, как прошёл день, а затем поднялся и сказал, что ему необходимо привести себя «в надлежащий вид», после чего мы выпьем чаю в гостиной.
Гостиная оказалась большою комнатой с двумя створчатыми окнами. Располагалась она по другую сторону широкого выложенного плитками коридора, который вёл от «ректора» к внушительной дубовой лестнице с низкими, до блеска отполированными ступенями (видно было, что их никогда ничем не устилали). Посреди гостиной лежал домотканый ковёр с бахромою и вышивкой. На стенах я заметил несколько старомодных фамильных портретов. Каминная решётка была обильно украшена латунными завитками, а на столе у стены, между окнами, громоздились фолианты Библии Мэтью Генри[7], на которых стояла, точно на постаменте, вычурная ваза с цветами. По всей видимости, в этой комнате принимали только самых дорогих гостей, и я, как мог, выказал благодарность за оказанную мне честь, однако вовсе не горевал из-за того, что впоследствии мы никогда здесь не обедали.
Столовая, или зала, как её ни назови, казалась мне куда веселей и удобней: на плите у огромного камина грели пищу, над огнём поблёскивал подвешенный на крюке чайник. Всё, чему надлежало быть чёрным и сверкать, было черно и сверкало, меж тем как занавески на окнах были кипенно белы, а на полу, не покрытом ничем кроме простого коврика грубой вязки, не отыскалось бы ни единого пятнышка. Во всю длину комнаты тянулась слегка наклонная дубовая доска для игры в полпенсовики. Кругом были расставлены корзинки с рукоделием, а на одной из стен висела небольшая полочка с книгами – их читали, а не подпирали ими вазы. Впервые оказавшись здесь один, я снял несколько томиков, чтобы поближе рассмотреть. Вергилий, Цезарь, греческая грамматика… Боже правый! И везде стояли подписи Филлис Хольман! Я вернул книги на полки и поспешил отойти, решив, что и от самой кузины Филлис мне следует держаться подальше, хотя в тот вечер она тихо сидела над своею работой и волосы её казались золотистее, ресницы длиннее, а стройная шея белее обычного.
Мы перешли сюда, в столовую, после чая, чтобы мистер Хольман мог выкурить трубку, не боясь загрязнить шёлковых занавесей с потускневшим узором. Пастырь привёл себя «в надлежащий вид», повязав один из тех больших муслиновых шейных платков, которые миссис Хольман гладила во время первого моего визита на Хоуп-Фарм, а также сделав несколько других мелких изменений в своём костюме. Теперь хозяин дома сидел, неподвижно глядя в мою сторону, но видел ли он меня или же нет, я не возьмусь сказать наверняка. Как бы то ни было, в ту минуту я воображал именно себя мишенью его оценивающего взгляда. Время от времени мистер Хольман вынимал изо рта трубку, вытрясал пепел и предлагал мне новый вопрос. Чаще всего он спрашивал о прочитанных мною книгах, отчего я сконфуженно мялся, не зная, что ответить. Постепенно мы перешли к предмету более практическому – строительству железных дорог, – и я наконец вздохнул свободнее.
Моя работа в самом деле была мне интересна. Мистер Холдсворт не стал бы держать меня у себя на службе, если б я не отдавал нашему делу всего своего времени и всех своих умственных сил. В ту пору я ломал голову над множеством трудностей, с которыми мы столкнулись, ища среди хитбриджских болот надёжной почвы для прокладывания путей. С увлеченьем рассказывая о работе железнодорожных инженеров, я не мог не удивиться тому, сколь уместными были вопросы, которые делал мне мистер Хольман. Кое-каких деталей он, как следовало ожидать, не знал, однако суть оказалась вполне доступна его уму, привыкшему к логическим упражнениям. Филлис, так похожая на отца и телом, и мышлением, то и дело отрывалась от работы и глядела на меня, стараясь до конца вникнуть в мой рассказ. Чувствуя это и желая ей помочь, я с особым тщанием выбирал простые и точные слова. «Пускай видит, что и кузен Пол кое в чём смыслит, хоть это и не мёртвые языки», – думал я.
– Понимаю, – сказал наконец мистер Хольман. – Вы всё превосходно растолковали. Кто же, юноша, развил в вас столь ясный и крепкий ум?
– Мой отец, – с гордостью ответил я. – Вы не слыхали о новом способе маневрирования поездов, который он изобрёл? Его метод был запатентован и описан в «Газетт». Полагаю, все слышали о лебёдке Мэннинга.
– Помилуйте! Мы не знаем даже имени того, кто изобрёл алфавит, – сказал мистер Хольман с полуулыбкой и поднёс ко рту трубку.
– Верно, сэр, – немного обиженно проговорил я, – ведь алфавит был изобретён много веков назад.
Пастор выпустил несколько клубов табачного дыма:
– Во всяком случае, ваш отец, должно быть, недюжинный человек. Однажды я и впрямь о нём слышал. Среди людей, живущих в пятидесяти милях отсюда, не много найдётся таких, чья слава достигла Хитбриджа.
– Он в самом деле человек незаурядный. Так говорю не только я, но и мистер Холдсворт, и все…
– Кузен Пол прав, что хвалит своего отца, – вмешалась Филлис, словно бы оправдывая меня.
От её слов я почувствовал досаду: похвалы отцу не требовались. Его дела говорили за него сами.
– Конечно, прав, – спокойно произнёс мистер Хольман. – Потому что говорит от чистого сердца и притом, я убеждён, нисколько не противоречит истине. Уверен, твой кузен не из тех юнцов, что кричат, как петухи, о богатстве и славе родителей лишь затем, чтобы распушить собственный хвост. Я надеюсь однажды познакомиться с вашим отцом.
Сказав так, пастор посмотрел на меня открыто и сердечно, но я в ту минуту сердился и едва ли это разглядел. Вскоре хозяин дома докурил трубку, поднялся и покинул комнату. Филлис отложила работу и вышла за ним следом. Через минуту или две она возвратилась и снова села. Прежде чем ко мне успело вернуться доброе расположенье духа, дверь отворилась, и мистер Хольман пригласил меня к себе. Пройдя по узкому выложенному камнем коридору, я очутился в странной комнате не более десяти футов площадью и с множеством углов – не то приёмной, не то кабинете. Окна выходили на задний двор. Обстановка состояла из письменного стола, конторки, плевательницы, нескольких полок со старинными богословскими книгами и одной – с книгами о кузнечном ремесле, содержании скота, унавоживании земли и тому подобных предметах. Маленькие листки с заметками были припечатаны к белёным стенам сургучом либо пришпилены гвоздями или булавками – словом, тем, что попадалось хозяину под руку. На полу я увидел ящик с плотницкими инструментами, а на столе – какую-то стенографическую рукопись.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
