— Ты не считаешь, что мне лучше просто немножко полежать? — спросила она. — Сама я именно так и считаю. Это не означает, что я не люблю тебя, Сэм, просто я так устала, что света белого не вижу.
— Конечно, я понимаю, — сказал он и отпустил ее.
Теплое мягкое ощущение ее тела осталось запечатленным на его ладонях. Он лягнул пол, покрытый линолеумом.
Барбара быстро натянула платье, затем обернулась и положила руки ему на плечи.
— Спасибо, — сказала она. — Я знаю, что тебе это нелегко.
— Надо просто привыкнуть, только и всего, — сказал он. — Женитьба в разгар войны не очень располагает к комфорту, и потом ты сразу забеременела… — Лучшее, о чем они могли вспомнить, случилось в их брачную ночь. Он хмыкнул. — Конечно, если бы не война, мы никогда не встретились бы. Что там они говорят об облаках и серебряной подкладке?
Барбара обняла его.
— Я очень счастлива с тобой, с нашим ребенком и со всем остальным. — Зевнув, она поправилась: — Почти со всем остальным. Мне только хотелось бы немножко больше спать.
— Я тоже счастлив во всем, — сказал он, сомкнув руки у нее на спине.
Как он сказал, если бы не война, они бы не встретились. А если бы и встретились, она бы даже не взглянула на него: она была замужем за физиком-атомщиком в Чикаго. Но Йене Ларссен находился далеко, выполняя задание для Металлургической лаборатории, — так далеко и так долго, что они оба решили, что он мертв, и стали вначале друзьями, потом любовниками и наконец — мужем и женой. А когда Барбара уже была беременна, они узнали, что Йене жив.
Сэм прижал к себе Барбару еще раз, затем отпустил ее и подошел к колыбели, чтобы взглянуть на спящего сына. Он протянул руку и взъерошил почти снежно-белые тонкие волосы Джонатана.
— Как приятно, — сказала Барбара.
— Хорошенький парнишка, — ответил Игер.
«А вот если бы ты не выносила его, то — десять долларов против деревянного пятицентовика — ты бросила бы меня и вернулась к Ларссену». Он улыбнулся ребенку. «Малыш, я тебе очень обязан. Когда-нибудь я постараюсь тебе отплатить».
Барбара поцеловала его в губы — коротко, дружески — и отправилась в постель.
— Я хочу немного передохнуть, — сказала она.
— Хорошо. — Сэм отправился к двери. — Поищу какого-нибудь ящера, и мы немного поболтаем. Надо делать добро сейчас, а может быть, даже после войны, если когда-нибудь это «после войны» настанет. Что бы ни случилось, люди и ящеры отныне должны сотрудничать друг с другом. Чем больше я узнаю, тем лучше я становлюсь.
— Я думаю, ты будешь великолепен в любой ситуации, — ответила Барбара, укладываясь в постель. — Почему бы тебе не вернуться примерно через час? Если Джонатан будет по-прежнему спать… кто знает, что из этого может получиться?
— Посмотрим. — Игер отворил дверь, затем взглянул на сына. — Спи крепко, малыш.
* * *
Человек с наушниками на голове посмотрел на Вячеслава Молотова.
— Товарищ народный комиссар, к нам поступают все новые сообщения о том, что ящеры на базе к востоку от Томска собираются сдаться нам. — Поскольку Молотов не ответил, радист набрался смелости и добавил: — Вы помните, товарищ, это те, что восстали против своего начальника.
— Я уверяю вас, товарищ, что полностью владею ситуацией и не нуждаюсь в напоминании, — холодно сказал Молотов — холоднее, чем московская зима и даже чем сибирская.
Радист сглотнул и наклонил голову в знак извинения. После первой ошибки в обращении к Молотову еще может повезти, а вот после второй уже точно не поздоровится.
Комиссар иностранных дел продолжил:
— На этот раз они выдвигают конкретные условия?
— Да, товарищ народный комиссар. — Радист посмотрел в свои записи. Его карандаш был длиной в палец — в нынешние времена не хватало всего. — Они хотят гарантий не только безопасности, но и хорошего обращения после того, как перейдут на нашу сторону.
— Это мы можем им обещать, — сразу же ответил Молотов. — Я бы подумал, что даже местный военачальник должен был увидеть разумность такого требования.
У местного военачальника должно также хватить разума на то, чтобы игнорировать любые гарантии в тот момент, когда они станут лишними.
С другой стороны, вполне вероятно, что местный военачальник старался не проявлять чрезмерной инициативы, а просто передал все вопросы в Москву, коммунистической партии большевиков. Командиры, которые игнорируют контроль партии, ненадежны.
Радист передавал в эфир кажущиеся бессмысленными наборы букв Молотов искренне надеялся, что для ящеров они и оставались бессмысленными.
— Чего еще хотят эти мятежники? — спросил он.
— Обязательства, что ни при каких обстоятельствах мы не вернем их остальным ящерам, даже если будет достигнуто соглашение об окончании враждебных отношений между миролюбивыми рабочими и крестьянами Советского Союза и чуждыми империалистическими агрессорами, из лагеря которых они стараются сбежать.
— Ладно, мы согласны и с этим, — ответил Молотов. Это обещание тоже при необходимости можно нарушить, хотя Молотов не считал, что возникнет такая необходимость. К тому времени, когда может наступить мир между СССР и ящерами, о мятежниках уже давно забудут. — Что еще?
— Они требуют нашего обещания снабжать их неограниченным количеством имбиря, товарищ народный комиссар, — ответил радист, снова сверившись со своими записями.
Бледное, невыразительное лицо Молотова, как всегда, не отражало ничего из того, что было у него на уме. Ящеры по-своему были такими же дегенератами, как капиталисты и фашисты, которым славные крестьяне и рабочие СССР показывали невиданные образцы человеческого достоинства. Несмотря на большие технические достижения, в социальном смысле ящеры были куда более примитивны, чем капиталистическое общество. Они были бастионом древней экономической системы: они были хозяевами и старались использовать людей как рабов — так декларировали диалектики. Впрочем, высшие классы Древнего Рима тоже были дегенератами.
Что ж, в результате их дегенерации можно эксплуатировать эксплуататоров.
— Мы, конечно, примем это условие, — сказал Молотов, — если им так хочется травить себя, мы с радостью предоставим им средства для этого. — Он подождал, пока еще несколько кодовых групп уйдут в эфир, затем снова спросил: — Что еще?
— Они настаивают на том, чтобы самим отвести танки от базы, на сохранении у них личного оружия и на том, чтобы их держали вместе одной группой, — ответил радист.
— Они преуспели в изобретении новых требований, — сказал Молотов. — Над этим надо мне подумать.
Через пару минут он принял решение:
— Они могут отвести свои машины от базы, но не приближаться ни к одной из наших. Местный военачальник должен указать им, что доверие между двумя сторонами установилось еще не в полной мере. Он должен сказать им, что они будут разделены на несколько небольших групп для большей эффективности допросов. Он может добавить, что, если они согласятся на разделение, мы позволим им сохранить оружие, в противном случае — нет.
