Динак сжала руки Абиварда:
— Сейчас наступит моя очередь, моя и матушки. Возвращайся скорее, целым и невредимым. Я люблю тебя.
— А я тебя, старшая из сестер. Все будет хорошо, вот увидишь. — Все так суетились, желая их благополучного возвращения, что ему хотелось предотвратить возможные дурные предзнаменования.
Как и сказала Динак, вскоре настал и ее черед уходить. Вместе с Барзоей они с величайшим достоинством прошествовали ко входу в жилую часть. Там их ожидал Годарс, держа в руке ключ от женской половины.
Барзоя что-то сказала ему, а потом, смеясь, приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ. Дихган тоже рассмеялся и сделал движение, будто намереваясь похлопать ее пониже спины. Впрочем, он остановился, не завершив движения: сделай он это, и вся крепость еще долго гудела бы от пересудов.
Здесь, рядом с границей, нравы не отличались такой утонченностью, как в Машизе.
Динак вошла в жилую часть. Спустя мгновение за ней с улыбкой проследовала Барзоя. Годарс прошел в дом следом за ними. Через несколько секунд они словно растворились в тени. Темный дверной проем зиял пустотой.
* * *
Абиварду казалось, будто он влез не в доспехи, а в горячую кухонную печь.
По лицу его, прикрытому кольчужной сеткой, оставлявшей открытыми лишь глаза, стекал пот. Такая же сетка, приделанная сзади его высокого конического шлема, защищала шею и плечи.
И все же по сравнению с другими частями тела голова была сравнительно открыта доступу воздуха: ветерок продувал кольчугу и давал Абиварду чуточку прохлады. Под кожаной изнанкой его доспехов была поддета хлопковая прокладка, чтобы удар мечом, отраженный доспехами, не переломал ему кости.
Грудную клетку тоже прикрывала кольчуга, а ниже два вертикальных ряда металлических пластин защищали живот и нижнюю часть спины. С нижнего края пластин свисала короткая кольчужная юбка, на кожаных рукавах и штанах имелись горизонтально расположенные кольца из слоистой железной брони. И на сапогах тоже. Полукруглые сетки из железа прикрывали руки от края кожаных рукавов до тыльной стороны ладоней. Свободными от брони оставались только пальцы и внутренняя сторона ладоней.
Конь Абиварда был тоже закрыт доспехами — длинным чешуйчатым вальтрапом, открытым спереди и сзади, чтобы конь мог свободно передвигать ноги. Морду коня закрывал кованый шамфрон. В кольцо наверху шамфрона было продето несколько ярко-алых ленточек. В похожем кольце на маковке шлема Абиварда развевались ленты того же цвета.
В гнезде справа от седла лежало толстое копье, с пояса свисал длинный прямой меч. Сила макуранской армии заключалась в ее тяжелой кавалерии, способной держать удары на расстоянии, а сблизившись с противником, нанести ответный удар. Видессийцы тоже сражались в конном строю, но чаще пользовались луками, нежели копьями. Что же до диких кочевников…
— Половина воинского искусства степняков — это умение удирать с поля боя, — сказал Абивард.
— Это так, но не столько из страха, сколько по необходимости, — ответил Годарс. Дихган был облачен почти так же, как его сын, только поверх кольчуги у Годарса была надета железная кираса, прикрепленная к груди перекрестными кожаными ремнями. — На той стороне Дегирда ездят на степных лошадках: для крупных животных вроде наших там не хватит корма. — Он ласково потрепал своего мерина по холке, позади последнего ремешка из тех, которыми крепился шамфрон.
— Значит, когда схлестнемся с ними, мы раздавим их в лепешку, — сказал Абивард.
— Да, если удастся вынудить их сражаться на месте. Вот почему им обычно здорово достается, когда они начинают разбойничать по эту сторону Дегирда: мы окружаем их и заставляем принять бой на наших условиях. А в их степях, это не так просто — наша армия будет там не больше крохотной капли чернил на огромном куске пергамента.
Всадники, бряцая доспехами, выехали из крепости. Во главе ехал Годарс, за ним — Абивард с Варазом, потом их старший сводный брат Яхиз, а следом за ним двое других сводных братьев от разных матерей, Аршак и Узав. Владения Годарса были не слишком богаты и могли обеспечить лишь полдюжины полностью снаряженных латников. Для Макурана это был средней величины отряд.
На полпути между крепостью и рекой Век-Руд перед ними неожиданно возник стан Царя Царей. Абивард показал рукой на выросший как из-под земли необъятный город из холщовых и шелковых шатров:
— И это, по-твоему, крохотная капля, отец? Не могу поверить.
Среди шатров кишели люди — как муравьи на просыпанной крупе. Некоторые, возможно большинство, явно были воинами. В местах их скопления солнце отсвечивало от доспехов, хотя многие воины, подобно Абиварду и его родне, носили поверх кольчуг просторные кафтаны, чтобы было прохладней. Но рядом с воинами непременно должны были оказаться возницы, повара, купцы, слуги и, скорее всего, женщины, дабы ночами услаждать Пероза, Царя Царей, и наиболее выдающихся военачальников. Абиварду казалось, что по лагерю сновало больше людей, чем наберется во всем Машизе.
Но Годарс усмехнулся:
— На той стороне Дегирда все будет совсем не так, как здесь. Скоро ты сам в этом убедишься.
Абивард недоверчиво покачал головой. Годарс вновь усмехнулся. Вараз сказал:
— Согласен с тобой, брат. Это не армия. Это целая страна, поднявшаяся в поход.
— А где же селяне? — спросил Яхиз. — Я-то думал, они высыпят на улицы и будут провожать нас приветственными кличами.
Того же ожидал и Абивард, но узкие улочки были почти пусты. Беззубая старуха с кувшином воды на голове помахала им свободной рукой, но это было совсем не то, чего ожидал Абивард.
— У них есть дела поважнее, чем махать нам руками, — сказал Годарс. — Все, кого нет здесь, несомненно в лагере, пытаются выжать из воинов аркеты, как выжимают зернышки граната. Другой возможности так обогатиться у них не будет очень долго, и они это знают.
Говорил он весело и, похоже, был рад, что его подданные вовсю пользуются этой отпущенной им возможностью. Некоторые дихганы и сами не преминули бы значительно пополнить доходы, отобрав у своего народа большую часть неожиданно свалившихся богатств. Но Годарс настолько часто повторял свой девиз, что Абивард больше не мог его слышать: «Забирай у отары руно, но не шкуры».
Годарс с пятью сыновьями спустился с крепостного холма в долину. Сердце Абиварда тревожно колотилось в груди. Всю жизнь он был на особом положении, как старший сын владетельного дихгана. Чем ближе он подъезжал к лагерю, тем более незначительным казался самому себе.
Знаменами были отмечены шатры марзбанов из Семи Домов, служащих у Пероза, Царя Царей, командирами полков. Абивард вертел головой по сторонам, выискивая вайдово-синие штандарты Чишпиша, к полку которого были приписаны он и его сородичи.
— Вот! — воскликнул он, разглядев флаги.
— Прекрасно, мой мальчик, — сказал Годарс. — Ты заметил их раньше всех. Что ж, пожалуй, надо пойти поклониться его высокоблагомордию, а? — Он чуть пришпорил коня.
