Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
30 июня. — В. славная девочка, но решительно мне не нравится.
А ежели этак часто видеться, как раз женишься.
1 июля. — Провел весь день с В. Она была в белом платье с открытыми руками, которые у ней нехороши. Это меня расстроило. Я стал щипать ее морально и до того жестоко, что она улыбалась недокончено. В улыбке слезы. Потом она играла. Мне было хорошо, но она уже была расстроена. Все это я узнаю.
2 июля. — Опять в гадком, франтовском капоте… Я сделал ей серьезно больно вчера, но она откровенно высказалась, и после маленькой грусти, которую я испытал, все прошло… Очень мила.
10 июля. — В. очень мила, и наши отношения легки и приятны.
12 июля. — В. была лучше, чем когда-нибудь, но фривольность и отсутствие внимания ко всему серьезному — ужасающие. Я боюсь, это такой характер, который даже детей не может любить. Повел день, однако, очень приятно.
25 июля. — В. первый раз застал „без платьев“, как говорит Сережа. Она в десять раз лучше, главное, естественна… Кажется, она деятельно-любящая натура. Провел вечер счастливо.
28 июля. — Странно, что В. начинает мне нравиться, как женщина, тогда как прежде, как женщина именно, она была мне отвратительна.
30 июля. — В. совсем в неглиже. Не понравилась очень.
31 июля. — В., кажется, просто глупа.
1 августа. — В. была в конфузном состоянии духа и жестоко аффектирована и глупа.
10 августа. — Мы с В. говорили о женитьбе, она не глупа и необыкновенно добра.
12 августа. — Она была необыкновенно проста и мила. Желал бы я знать, вл[юблен] ли, или н[ет].
16 августа. — Все эти дни все больше и больше подумываю о Валериньке.
4 сентября. — О В. думаю очень приятно.
24 сентября — В. мне противна.
26 сентября. — Мила, но ограничена и фютильна невозможно.
28 сентября. — Нравилась мне вечером.
29 сентября. — В. неспособна ни к какой практической, ни к умственной жизни… В первый раз испытываю к ней что-то вроде чувства.
1 октября. — Ничего не делал, но, слава Богу, меньше думал о В.
Я не влюблен, но эта связь будет навсегда играть большую роль в моей жизни. А что, ежели я не знал еще любви, тогда, судя по тому маленькому началу, которое я чувствую теперь, я испытаю с ужасной силой. Не дай Бог, чтоб это было к В. Она страшно пуста, без правил и холодна, как лед.
8 октября. — Не могу не колоть В. Это уж привычка, но не чувство.
Она только для меня неприятное воспоминание.
19 октября. — Я решительно не имею к ней никакого [чувства].
24 октября. — В. была прелестна, я почти влюблен в нее».
Стив:
— Все, перерыв кончился! Давайте работать!
Чак:
— Эйч-Си!
Стив:
— Что?
Чак:
— Я про текст. HC. Hard case. Тяжелый случай!
Мы намеренно посвятили дневнику Льва Толстого так много времени. Речь не идет о «больном человеке», а о «нашем всем» в литературе, нашем правиле, которое мы воспринимали без фильтра и учились по его романам именно такому реагированию. Почему? Потому что сами такие же.
Амбивалентность — сродни болезни. Она подтачивает психику изнутри. Она не дает правильно и согласованно работать архетипам. Она противопоставляет один архетип другому, заставляя человека «качаться на дьявольских качелях» — от одного полюса к другому. В поведении это проявляется как переменчивость настроя: ТО человек рационален и сух, ТО вдруг полностью погружен в эмоции, ТО он полон надежд — и ВОТ, охвачен отчаянием, ТО он — святой, а ТО — дикий зверь.
К слову сказать, не мы одни такие. Греки были удивительно цельным народом, но их история явила нам пример удивительных проявлений — в одно время они создают прекрасные статуи, в другое — превосходят варваров жестокостью, любят и боготворят кого-то, и тут же изгоняют его же, если не лишают жизни.
Приведенная параллель с греками помогает нам понять собственную природу и указывает на очень важную черту характера «одержимого» амбивалентностью: это нечто, что заставляет человека идти до самого края, до сути, и только потом возвращаться в точку равновесия. Собственно, без того, чтобы максимально отклониться, человеку и не вернуться к равновесию, и он это понимает. Как следствие очень больших отклонений — можно наблюдать в характере амбивалентного человека сильную искушенность, глубокое понимание ситуации и людей, сильно развитое стремление выделиться, творить, управлять. Когда человек с подобным характером совершает зло — он понимает всецело, что это — зло и он максимален в своих проявлениях, когда он творит добро — оно тотально и полно.
Поэтому темные проявления русской души настолько ужасны (не будем приводить здесь примеры, достаточно почитать материалы о Гражданской войне 1918–1922 гг.). И потому русские так самоотверженны в прояснениях своего характера. И потому так верно сравнение русских с низвергнутыми в Тартар Гигантами — и те, и другие не знают меры.
Собственно, отсутствие меры и есть амбивалентность. А кому присуще данное чувство? Чувство меры может происходить из разума или из чувства либо и из того и из другого одновременно. Хорошим примером «разумности» могут служить характеры германских народов, в том числе англичан. Хотя англичане вовсе не так уж однозначны, как те же немцы, вы ведь не станете утверждать, что и те и другие — нерасчетливы, недальновидны, не имеют страсти к планированию, упорядочению своей жизни и жизни окружающих.
Если чувство меры происходит из эмоциональной сферы — примером оной могут служить характеры южных народов — итальянцы и испанцы. Они живут чувствами, но всегда знают меру, оставаясь адекватно понятными всем окружающим.
Амбивалентность, растаскивая попарно архетипы, оставляет в душе русского БЕЗДНУ, которая царит там, где должны присутствовать попарно связанные архетипы. Они и связаны, но только не сотрудничеством, а антагонизмом, они не помогают друг другу, а создают проблемы. Примером тому является вся эта книга.
И вновь пример не о русских — про Грецию. В Древности каждый грек обладал острым чувством прекрасного, а значит — мерой. Оно было у него в крови. Однако к реальной жизни данное чувство не имело отношения! Греки настолько страстно любили свободу, что позволяли себе абсолютно все! Они учили другие народы, передавая свои бесценные знания и умения, но сами при этом не могли удержать мир в стране и на островах. Одна резня сменяла другую. И на фоне кровопролитий создавались храмы, воспевался человек и его красота. Примерно то же самое происходит и у нас. Только о греческой амбивалентности никто еще не написал, а о нашей — данная книга!
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
