Кто хочет достигнуть малого, от того и жертвы требуются маленькие; кто хочет добиться большего, от того и жертвы требуются покрупнее; а кто хочет достигнуть великого, тот должен пойти на великие жертвы .
Джеймс Аллен Меня захлестнула буря чувств. Сердце мое затопила радость: я столько лет пробыла в разлуке со своим единственным братом, и вот он наконец-то вернулся! Я не могла сдержать слез радости и плакала в три ручья, так, как не плакала, наверное, последние лет десять. Что за чудесная встреча! Мы обнялись, поцеловались, я внимательнее вгляделась в Джулиана и не поверила своим глазам: до того разительно он переменился. Что же за испытания выпали на его долю за эти десять лет, и как он достиг таких перемен? По моим подсчетам, Джулиану сейчас было к шестидесяти, и, прямо скажем, выглядел он на добрых двадцать лет старше, чем при нашей последней встрече. Старше, но бодрее, свежее, сильнее. Когда мы виделись с ним последний раз, весь облик его кричал об усталости, душевных муках, работе на износ и пристрастии к спиртному. Тогда Джулиан выглядел неряшливо, одутловато, видно было, как он располнел, опустился. Он кашлял, как заядлый курильщик, и к тому же страдал одышкой. Ясно было, что он намерен угробить себя как можно скорее. А ныне передо мной стоял совершенно обновленный, иной Джулиан — в расцвете сил и здоровья, поджарый, подтянутый. Лицо его сияло, как у юноши, полного энергии, он весь лучился радостью жизни. Глаза Джулиана, некогда потухшие, теперь снова сверкали, а взгляд их говорил, что у этого моложавого человека душа мудрого старца и что повидал и перенес он больше, чем мы можем представить. Джулиан источал благородство, доброту и необъятный жизненный опыт.
«Глубочайшее поражение, какое только способен потерпеть человек, коренится в огромной разнице между тем, кем ты мог бы стать, и кем ты в итоге стал», — заметил Эшли Монтегю. Человек, который стоял передо мной, казался одновременно и сильным, и исполненным смирения, и по нему было сразу видно — он полностью реализовал свой потенциал. Не могу объяснить словами, почему я почувствовала это. Просто в тот миг у меня возникло ощущение, что рядом со мной человек, который достиг пика своего величия — на свой лад.
— Знаю, тебе с трудом верится, Кэтрин, но это и правда я, — сказал Джулиан. — Ух, как я рад тебя видеть, сестренка! Ты бы только знала, как я по тебе скучал и как часто тебя вспоминал! — Джулиан снова заключил меня в крепкие объятия и ласково чмокнул в лоб.
— Ты бы хоть позвонил разок или написал нам! — пожурила его я. — Десять лет ни слуху ни духу!
Джулиан молчал, и в глазах его промелькнула тень былой боли. Наконец он сказал:
— Прости, что я так исчез, но после гибели Алли я был совершенно сломлен душевно, и сердце мое было разбито, — объяснил он терпеливо. — Я в жизни не испытывал такой боли. Порой я просыпался и чувствовал себя настолько обессиленным утратой, что не мог даже встать с постели. Я не хотел ни с кем видеться, ни с кем разговаривать, никому не хотел открывать душу и целиком отдался работе. Работа — вот единственное, что заставляло меня забыть о горе.
— Но мы могли бы тебе помочь! — воскликнула я.
— Вряд ли, Кэти. Я был ранен слишком глубоко, и мне надо было уехать. Ты ведь знала тогда про мой инфаркт?
— Да, — сочувственно ответила я.
Джулиан обнял меня за плечи и бережно повел обратно в палату, потому что я уже с трудом держалась на ногах — от усталости и пережитого потрясения.
— Я тогда чуть не умер. Врачи сказали — я выжил лишь чудом, потому что у меня отважная душа и могучая воля к жизни. После инфаркта я осознал, что никакая сила не заставит меня вернуться к работе юриста. Я утратил всякий интерес к адвокатской деятельности, к этой гонке и жаждал чего-то совершенно иного.
— Но чего именно?
— Я хотел отыскать настоящий смысл жизни. В наш век многие задумываются о смысле жизни, многие задают себя главные вопросы: зачем я живу, в чем смысл моего существования на этой планете?
— Да, Джулиан, я заметила — это многих волнует.
— Ого! Наконец-то ты назвала меня по имени! Значит, все-таки веришь, что я — это я.
— Верю-верю. Но ты так изменился — не узнать. — Я поцеловала Джулиана в загорелую щеку и ласково потрепала по плечу, а он в ответ снова поцеловал меня в лоб. Мы обнялись и некоторое время сидели голова к голове, как два голубка, ощущая ту неповторимую связь, какую испытывают лишь братья и сестры. Джулиана пробрала дрожь. Я заглянула ему в лицо и увидела, что по щекам у снова заструились слезы, — и сама заплакала. Вскоре Джулиан успокоился, но я заметила, что плакал он без малейшего смущения. Прежний Джулиан бы сгорел со стыда, случись ему прослезиться или как-то еще показать свою уязвимость.
