– Это тебе. – Букет ткнулся Ане в лицо. – Ой, Анют, прости, я тебя не поколол?
– Нет, ничего, спасибо. – Аня притянула к себе Кирилла и поцеловала. Букет теперь ткнулся ему в лицо. Кирилл замахал руками, в шутку обороняясь:
– Убери, убери, это не розы, а какие-то кактусы.
– Давай я поставлю. – Ирина взяла букет, принесла из комнаты большую хрустальную вазу (самую Анину нелюбимую). – Я коробки со стеклом распаковывала, вы без меня ничего и не найдете. – Она засмеялась и унесла букет в ванную.
– Ты продукты купил? – Аня кивнула на груду пакетов на тумбочке. – Я тоже купила.
– Но мы же договаривались, что я по дороге заеду.
– Ну, у нас изменения вышли в меню. Ирина сказала… Но это ничего, продуктов много не бывает, потом не придется лишний раз идти в магазин, когда ты уедешь.
Кирилл разделся и направился в спальню.
– Свари, Анют, кофе. Я пока переоденусь. Перекусим, и за работу. Вы много с Иринкой успели сделать?
– Не очень. А вообще, не знаю. Я в магазин ходила.
Аня взяла пакеты и поплелась на кухню разбирать продукты и снова варить кофе, третий раз за сегодняшнее утро. Ей было слышно, как плещется в ванной вода, – это Ирина возилась с розами. Хорошо бы ее куда-нибудь услать, хоть немного побыть с Кириллом вдвоем, осталось всего несколько часов прожить им вместе – ночь не в счет, а потом… Утро в аэропорту тоже не в счет. Собственно, с того момента, как прозвенит завтра будильник, и наступит окончательный конец. Они будут суетиться, по сто раз проверять, не забыли ли билеты и документы, торопиться в аэропорт, бояться пробок, бояться нелетной погоды. То есть это Кирилл будет бояться нелетной погоды, а она… Вчера весь день шел дождь и всю ночь лил, как знать, может, и завтра… В этом году вообще май дождливый. И тогда час, а может, и больше они выгадают. Они будут сидеть в зале аэропорта, тесно прижавшись друг к другу, и… И Кирилл каждую минуту станет смотреть на табло, прислушиваться к объявлениям, нервничать, вскакивать. Нет, пусть уж лучше никакого дождя не будет.
К семи часам стали собираться гости. Они все шли и шли нескончаемым потоком: парами, тройками, поодиночке и компаниями. Груда бесполезных подарков росла на тумбочке в прихожей: немыслимого дизайна светильники, диких расцветок пледы и салфетки, бесчисленные наборы посуды. Последней пришла мать Кирилла, Раиса Михайловна, внесла в квартиру какой-то громоздкий предмет, обернутый в несколько слоев серой бумаги.
– Повесите в прихожей, – сказала она и сунула предмет в руки Кириллу.
Предметом, когда его оголили, оказалось массивное зеркало под старину в псевдопозолоченной оправе.
Вот только этого монстра им как раз и недоставало. А повесить придется обязательно и именно в прихожей. Пледы и светильники можно просто сгрузить в кладовку с глаз долой и постепенно раздарить неблизким знакомым на такие же случайные торжества, а с зеркалом так не получится: мамин подарок, как же!
– Спасибо, Раиса Михайловна. – Аня улыбнулась свекрови заискивающе. – Очень красивое зеркало, и оно очень хорошо будет сочетаться с общим дизайном прихожей.
Раиса Михайловна хмыкнула, поджала губы, будто Аня ее чем-то обидела или сказала глупость, и ничего не ответила.
– Отпадное зеркало! – Ирина вышла из кухни с каким-то блюдом в руках. – Здравствуйте, Раиса Михайловна.
– Здравствуй, Ириша. – Свекровь расплылась в улыбке. – Как у тебя дела? Давно мы не виделись.
– На личном фронте без перемен, а так все о’кей.
– С личной жизнью, – Раиса Михайловна вздохнула и сердито покосилась на Аню, – получается не у всех… А у тех, у кого получается… Ладно, что уж говорить. Ну, показывайте квартиру, – обратилась она к Кириллу, – я ведь у вас еще не была. Прихожая шикарная, да… Вот сюда зеркало повесьте. А тут у вас что?
Кирилл повел маму по новой квартире. Ирина унесла блюдо в гостиную и вернулась на кухню дорезать какой-то свой сложный салат. Аня пристроилась было ей помогать, но та услала ее к мужу и свекрови.
– Ты что? Неудобно. И фартук сними. На кухне я сама справлюсь. Да ведь уже почти все готово. А ты иди, иди. – Она была в курсе их отношений с Раисой Михайловной.
Пришлось с кухни уйти. Но к экскурсии по их новой квартире Аня так и не присоединилась. Хотела проскользнуть в ванную и отсидеться там до начала застолья, но и тут вышел облом: ванная оказалась занята. Гости заполонили всю квартиру: торчали на кухне, теснились в прихожей, сидели вокруг стола в гостиной, просто бесцельно бродили из комнаты в комнату. От такого бесцеремонного наплыва гостей стало душно, дымно и шумно, а огромная квартира вдруг словно съежилась и значительно уменьшилась в размерах.
Потолкавшись из угла в угол, Аня снова вернулась на кухню – все-таки с Ириной ей было много проще, чем с остальными. Но оказалось, что приготовления закончились и пора усаживаться за стол (вернее, за три стола, сдвинутых вместе, – разместить такое количество народа было проблематично).
Сначала провозглашали длинные витиеватые тосты, восхищались квартирой, расхваливали на все лады хозяина, как журналиста и как человека, желали успехов в работе и личной жизни, спохватывались и отпускали натянутые комплименты Ане. Потом про Аню и вовсе забыли, а тосты стали короче и проще. А часа через два тосты и совсем прекратились. Теперь народ просто пил и закусывал, не очень уже и помня, по какому поводу банкет: то ли чей-то день рождения, то ли проводы кого-то куда-то, то ли их общий профессиональный праздник – все друзья, родственники и знакомые Кирилла были журналистами, и разговоры велись исключительно вокруг газетного дела вообще и еженедельника «Криминальный город» в частности.
– Ну и стоило их всех собирать именно сегодня, в последний наш день, – шепнула Аня на ухо Кириллу. – Можно было подождать и до 13 января.
– Да они уже скоро уйдут, потерпи немного, Анют. А не собирать народ неудобно, все же знают, что я купил квартиру.
Неудобно ему! Тратить последний вечер на этих чужих, пьяных людей – вот что неудобно. Она бы никогда, никогда так с ним не поступила. А Кирилл, он даже не понимает, что он сделал, может, это вообще их последний в жизни вечер. Он специально созвал их, чтобы они хвалили его квартиру, его самого, его мамочку. А мамочка его, между прочим, надутая сволочь, а сам он, между прочим, никакой не лучший, а бесчувственный истукан, а квартира его, между прочим… В ней убийство произошло, вот что, и, возможно, произойдет еще одно. Вот взять сейчас, встать и всем им об этом рассказать. Поднять бокал, провозгласить тост за всеобщее процветание, а потом рассказать. И накроется тогда его Америка.
Нет, ничего не накроется. Просто все в очередной раз убедятся, какая дура его жена. И Раиса Михайловна убедится, и все эти надутые дураки – журналисты, и… и он сам.
– Что ты, Анютка, опять запечалилась? – Кирилл наклонился и украдкой, оглянувшись на маму, поцеловал ее в ухо.
