Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
Увидев мое расстройство, Мо неожиданно принялся утешать меня.
– Не огорчайся, – успокаивающе сказал он. – Твой дед и Ван построили из тебя прекрасную мельницу, мало кто умеет так эффективно махать руками, как ты. За то время, которое ты учился у них, никто не смог бы научить человека большему. Они сделали важнейшую работу – создали внешнюю часть здания. А наша задача – наполнить его содержимым, чтобы ты понял, для чего все это было построено.
Его слова меня удивили: ни деду, ни отцу, ни Вану и в голову бы не пришло успокаивать меня. Видимо, подход Мо действительно был совершенно другим. Похоже, мне действительно придется серьезно переучиваться.
А Мо тем временем перешел к следующей части лекции, которую он назвал очень забавно: «ничегонеделание».
– Хороший мастер не делает Тай-Цзи-Цюань, он делает так, что все выполняется как бы само по себе. Кстати, тоже похоже на мельницу – мельник не крутит ветряк (да он и не смог бы, никаких сил бы не хватило), он выстраивает конструкцию мельницы так, что лопасти крутятся вроде бы сами по себе.
Скажу тебе иначе. Может, не сразу будет понятно, но пока просто запиши: наша система работает естественно и не человек делает Тай-Цзи-Цюань, а Тай-Цзи-Цюань приводит человека в движение: «не человек практикует Тай-Цзи-Цюань, а Тай-Цзи-Цюань практикует человека». Поэтому если человек остается активен и все хочет делать сам, то он не дает системе возможность «практиковать себя». Это похоже на то, как если бы ветряк не крутился, пассивно следуя порыву ветра, а сам пытался «крутить ветер». Если тебе пока не совсем ясно, о чем я говорю, не беспокойся. Просто поверь: если ты, делая Тай-Цзи-Цюань, по-настоящему расслабишься, то очень скоро поймешь, о чем идет речь. Точнее, не поймешь – тут нечего понимать, а почувствуешь.
Пока же запомни главное: ты должен изменить свой ум так, чтобы он перестал заставлять тебя постоянно работать, что-то постоянно делать. Пусть он «отпустит» тебя, позволит расслабиться и спокойно следовать твоей практике. А чтобы тренировать свой ум, привыкнуть пользоваться им постоянно, можешь во время практики наполнять форму Тай-Цзи-Цюань самым различным содержанием и все время наблюдать (в уме) за тем, как происходит ее выполнение.
Все это для меня было непонятно. Опять пустые слова, которых я так не любил. Конечно, в устах Мо, который только что наглядно продемонстрировал мне (или на мне?), как это работает, любое слово звучало убедительно. Но у меня было правило: пока я не получу собственного опыта, личного переживания, никакие слова для меня не имеют значения. И не потому, что я не верю тому, кто мне об этом рассказывает, а потому, что у меня это может происходить совершенно не так, как у него. И то, что для него правда, для меня вполне может оказаться пустышкой. Обо всем этом я (исключительно вежливо) и сказал Мо.
Мои слова Мо выслушал очень внимательно, в очередной раз удивив меня: странно было видеть, чтобы учитель так внимательно слушал ученика. Подумав несколько минут, он ответил:
– Тут ты, без всякого сомнения, прав. Поздравляю, вполне мастерский подход. Потому, кстати, и слушаю так внимательно, что отношусь к тебе не как к своему ученику, а как к мастеру, которому по воле судьбы я должен передать некоторое знание.
«И как же мне это надоело, – подумал я. – Раньше мне казалось, что только мой дед и учитель Ван дают ответы на те вопросы, которых я не задавал. Теперь и этот читает меня, как открытую книгу. Совершенно непонятно. Ведь мне не один человек говорил, что по моему лицу понять ничего нельзя, что это маска, на которой горят узкие, свирепые глаза».
– Да ты не беспокойся, – продолжал как ни в чем не бывало Мо. – Мыслей я не читаю и в моем присутствии можно думать о чем угодно. Например, если ты подумаешь «как меня достал этот старый дурак Мо, который постоянно догадывается, о чем я сейчас думаю», то я об этом не узнаю. Просто я десятки лет изучаю людей, чувствую их, наблюдаю за ними, стараюсь понять. В результате мне иногда удается догадаться, о чем человек подумал. Так и в этот раз: ты удивился, что я тебя так внимательно слушаю, и не смог скрыть этого. Ты не смог скрыть, а я смог заметить. Вот и весь фокус. Кстати, важная деталь: это тоже изменение ума. Ты наверняка знаешь (видел тысячи раз), что никто никого не слушает, все хотят говорить сами. И говорят, говорят, говорят, перебивая друг друга и повышая голос, чтобы перекричать собеседника. А иногда, когда слушатели по какой-то причине не могут перебить говорящего (например, студенты на лекции или подчиненные, которых поучает начальник), тот начинает наслаждаться, слушая собственную речь.
Так что умение слушать собеседника – это несомненное изменение ума. В Тай-Цзи-Цюань есть даже понятие «усилие слушания», когда ты должен «услышать» намерение противника, почувствовать его энергию.
Кстати, тебе наверняка говорили об изменении ума в твоем медицинском советском институте, – неожиданно добавил Мо.
Тут мне стало просто смешно. Разумеется, никто нам об изменении ума в мединституте не говорил, нам вообще про ум не говорили. Доходило до того, что мне начинало казаться, что врачу ум вообще не нужен. Хорошая память и старательность – несомненно. А вот ум… Думать там было вообще не о чем. Учи анатомию, симптомы болезней, названия лекарств и какие болезни они лечат. Ну и еще одна крохотная деталька: врач должен быть порядочным человеком. Но как раз этому в мединституте нас точно не учили. Да и с умом это никак не связано. Знавал я таких умных сволочей, что иногда казалось, что окружающим было бы лучше, если бы они были поглупее. Поэтому я с полной уверенностью сказал Мо, что не припомню, чтобы нам говорили об уме, тем более о его изменении.
– Говорили, говорили, – уверенно сказал Мо. – Когда преподавали психотерапию.
Тут он был прав. Был у нас такой невнятный предмет «ни о чем». Преподаватель чего-то там рассказывал, совершенно непонятное и неинтересное. Помню только одно имя, которое он называл, понижая голос (говорили, что в Союзе этот персонаж «не в моде») и поднимая палец: «Зигмунд Фрейд».
– Так вот, не знаю, что вам рассказывали о психотерапии, – продолжил Мо, – но я могу суть этого предмета сформулировать всего одной фразой: изменение ума. Чтобы ты снова не сказал, что это пустые слова и что ты снова ничего не понимаешь, я сразу тебе объясню. Почему человек приходит к психотерапевту? Потому что ему плохо. Только когда плохо с телом, идут к другим врачам, а когда плохо с чувствами, с восприятием себя, окружающего мира и отношений между самим собой и окружающим миром, – то к психотерапевту. Тот, понятное дело, не может изменить причину, вызывающую недовольство больного, ибо он не Господь Бог и не может изменить окружающий мир. Поэтому он должен изменить отношение пациента к окружающему миру, к тому, что мешает ему жить.
Вот тебе совсем простой пример. Если, допустим, я (а я для тебя окружающий мир, во всяком случае, часть его) тебя сейчас изобью, ты на меня обидишься. Если же я сумею тебя убедить (изменить твое восприятие, твое понимание, твой ум, наконец), что избил тебя не просто так, не для собственного удовольствия, а в учебных целях, для того, чтобы ты понял секрет важнейшей техники Тай-Цзи-Цюань, то ты не только не обидишься на меня, но даже будешь мне благодарен. И вот что важно: изменения ума вызовут явное изменение в твоем, как вы, врачи, говорите, «объективном статусе» – побои будут болеть меньше, а синяки проходить быстрее (у них на Западе есть даже специальное изречение по этому поводу: «раны победителей заживают быстрее, чем раны побежденных»). Казалось бы: где синяки, а где ум. Запомни: синяки, ссадины и прочая чепуха – это только тело. А ум – это все.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45