«Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра…». Или «Суровый Дант не презирал сонета…». А ещё сильнее и навязчивее из Блока – «И каждый вечер в час назначенный…», возможно, разгадка таится в двух этих чарующих, чередующихся «ч»?
«Смешнее» и интереснее всё происходит с песенками иностранных исполнителей. Что цепляют они? Какие крючочки, пересечения фонетики и мелодических извивов заставляют нас подпадать под обаяние коммерческого продукта?
И пожалуй, главный вопрос современности – все эти песенки падают-попадают в нас из-за своих безусловных художественных достоинств, или их насильно вбивают в нас многократными повторениями, и навязчивое количество однажды ненавязчиво переходит в качество?
И ты словно бы просыпаешься, словно бы пробуждаешься от многовекового сна, словно бы рождаешься заново, когда осознаёшь себя, свою жизнь в компании какого-нибудь не слишком затейливого мотивчика, которым отныне будет помечен этот конкретный период твоей жизни. Муха в янтаре, да.
Интереснее всего – что же на самом деле происходит там, под спудом сознания, пока мелодийка не выныривает на поверхность, пока не обнаружит себя под прожекторами нашей осмысленности. Какие капли и какой камень точат? Ну да, не даёт ответа, а даже если и даст – в виде заметки из субботнего научного приложения к газете «Известия», вряд ли такая статеечка может кому-нибудь показаться хоть сколько-то убедительной…
А ещё Гагарин понял, что истошно хочет горохового супа на хорошем бульоне с копчёными рёбрышками, значит, нужно снова в магазин. Сначала мясо поставить, а пока варится, в магазин сбегать.
Но не хочется, мозг начинает усиленно вырабатывать всяческие «отмазки», дела и заботы начинают табуниться и дышать в затылок друг дружке, вставать в очередь, только бы отодвинуть момент выхода на улицу.
Вот и на радиоволне, которую включил Гагарин, идёт интерактивная игра, нужно дозвониться, и, возможно, тебе обломится «романтический вечер на двоих» в самом дорогом и престижном ресторане (VIP-заведении) города, куда зайти по своей инициативе Гагарин даже и не помыслил бы. С его-то врачебной зарплатой может только на докторскую колбасу хватить.
Олег слушает в пол-уха. Дела делает, ходит из кухни в санузел и комнаты, думу думает, вроде как особенно не обращает внимания на то, что радио бормочет. Время от времени, словно бы выныривая на поверхность чистого сознания, Гагарин осознает, что, оказывается, всё это время он находится в курсе микрособытий, которыми буквально напичкана интерактивная радиопередачка. Ведёт её остроумный и энергичный малый по фамилии Жаров. Более всего ему (голосу ведущего) подходило определение гуттаперчевый.
…Тем временем Олигарх плавает в бальзаме забытья. Продолжает плавать. Кажется, у него отрастают жабры, он ими дышит и вспоминает, вспоминает. Есть что – ведь он всегда был деятельным, не сидел на одном месте, хотел большего. По жизни его вёл инстинкт саморазвития, связанный с деньгами. Их в его советском прошлом категорически не хватало. Поэтому когда началась перестройка и вышел закон об индивидуальной трудовой деятельности, Олигарх понял: вот, наконец, пришло его время.
Тогда в бизнес обычно «комсомольцы» шли, партийные деятели нового образца, не отягощенные принципами Кодекса строителя коммунизма. Пронырливые вторые секретари райкомов открывали центры научно-технического творчества молодежи (НТТМ), позволявшие делать деньги едва ли не из воздуха. Ведь государство позволяло им обналичивать деньги, тогда как для госпредприятий на это стоял запрет. Вот и предлагалось обналичивание официальных счетов, проводимых госпредприятиями через НТТМ.
Собственно, так и возникали первые большие состояния в стране. Вполне легитимный путь к обогащению.
Да только не все были комсомольскими вожаками (и хорошо, что не все, а то бы сидели сейчас поголовно, подобно Ходорковскому), обычные люди тоже потянулись вслед за запахом больших денег. Не все, конечно, только самые предприимчивые из них. Те, кому на месте сидеть вожжа мешала.
Соученики и коллеги по научно-исследовательскому институту, где даже воздух был мёртвым, как старая пожелтевшая бумага, пили горькую и изменяли жёнам. Поголовно. И в том находили полное моральное удовлетворение.
А наш Олигарх задумался об открывшихся возможностях. Занял денег и купил ручной станок с формовочным прессом да мешок пластмассовых гранул яркого алого цвета (его поставили на пыльном балконе).
Вечерами, после работы, разогревал пластмассу и штамповал значки – маленькие пунцовые сердечки и губы с высунутым языком (эмблема «Rolling Stones»), втыкая в теплый пластик иголки.
Жена, которая тогда была только невестой, сидела с ножницами, срезая пластмассовые заусеницы, придавая сувенирам «товарный вид», после чего разноцветные остывшие россыпи сдавали торгашам.
Никакого конфетно-букетного периода и «медового месяца» у них не случилось, одна лишь упорная работа каждый вечер, простая механическая работа, за которой можно беседовать и, как показала жизнь, вполне романтично женихаться.
Другие просаживали зарплату в ресторанах, а будущий Олигарх и его избранница оказались захвачены «процессом накопительства». Вполне в духе времени.
Когда значки надоели, а мешки с пахучими гранулами закончились, Олигарх вложил все деньги в купальники. Между прочим, очень удобный бизнес – женские купальники, если сжать, вполне в ладони помещаются. То есть привезти их можно очень много. В коробку помещается несколько сотен экземпляров.
Сначала челночили сами, ездили в Польшу и Турцию, привозили товар и ранний загар, чуть позже, разбогатев, Олигарх нанял нескольких тучных тёток. Говорливые и громогласные, они были отчаянно честны и старались понравиться новому «боссу».
Олигарх рассовывал купальники по мелким лавочкам и снова подсчитывал прибыль. Успех сопутствовал почти всегда, а если случались дефолты или денежные реформы, то переживали их вместе с остальным народонаселением как стихийное бедствие, как явление природы. Прятались, подобно грызунам, в своих нычках и прятали накопленные денежки, вкладывая их в новые проекты. Тогда отечественный рынок казался ненасытным, бездонным, в ход шло всё что только можно, и казалось – воткни в почву палку, она тут же начнёт покрываться зелёными купюрами.
Однако всё это были семечки, мелочь пузатая, аппетиты росли вместе с капитализмом, будущий Олигарх уже давно подумывал о переходе в новую лигу, однако играть по-крупному он не умел. И никто не умел: страна училась всему постепенно, методом проб и ошибок, вот и у нашего героя что-то не ладилось, процесс буксовал, не шёл, как он ни бился. А хотелось чего-то большего.
Тогда он первый раз и задумался о политике…
Политика будет потом, а пока подвернулся один нечаянный случай, после которого Олигарх стал тем, кем стал. Возвышение его оказалось столь стремительным и непонятным, что «представители криминальных структур» не могли пройти мимо такой вот вопиющей несправедливости.
