Через некоторое время послышался сигнал электрокара, развозящего молоко, а затем поверх забора показалась голова молочника. Для всех он был маленьким неунывающим человеком с желтоватыми волосами и остреньким носиком. Он постоянно что-то насвистывал и для Хармони конечно же был Канарейкой.
— Привет! — сказал Канарейка. — Ты сегодня рано проснулась.
— Я пасу моего кролика, — сказала Хармони.
Канарейка приподнялся на цыпочки и навострил свой носик поверх забора.
— Как его зовут?
— Анита.
— Славное имя, — чирикнул Канарейка, — и кролик славный.
— И ты, Канарейка, славный, — едва слышно сказала Хармони.
А он уже вспорхнул и залился трелью, перелетая от дома к дому.
Позвякивание бутылок с молоком навело Хармони на мысль и о других продуктах, которые он развозит, — сливки, яйца, йогурт.
— Я хочу есть, — сказала она Аните, — а тебе уже хватит.
Хармони подняла кролика и отнесла его обратно в курятник.
— Идём, — позвала она Рэкса Рафа Монти, — наверное, пора завтракать. — Но увидела, что шторы в доме ещё задёрнуты.
«Вот были бы у меня часы…» — подумала она, и вдруг её осенило. Это будет следующее желание! Невозможно представить, как это произойдёт, но оно сбудется. Надо только…
Хармони быстро вынула пятидесятипенсовик из кармана своих джинсов и повернула его так, чтобы волшебный краешек оказался под указательным пальцем. Она огляделась — не наблюдает ли кто за ней, — но только почтальон виднелся вдали на дороге.
Это для всех он был почтальоном, а для Хармони — Кенгуру, отчасти, конечно, из-за сумки, в которой носил письма, а отчасти из-за своих сильных на вид ног и какого-то овечьего лица.
Хармони надела свою Сосредоточенно Думаю гримасу.
— Так, — сказала она, прикрыла один глаз и, убедившись, что палец находится там, где надо, начала тереть монетку. — Я хочу большие наручные часы, электронные, которые показывают и месяц, и число, на широком кожаном ремешке, пятнистом, как змеиная кожа.
Хармони подождала немного, а потом уставилась на своё левое запястье. Она так при этом сосредоточилась, что не сразу услышала голос с тропинки за забором.
— Доброе утро! — повторил Кенгуру.
— О… извините. Доброе утро!
— Ты здесь живёшь? — спросил Кенгуру, указывая на дом.
— Да.
— Твоя фамилия Паркер?
— Да.
— Можешь взять вашу почту, если хочешь. Это сократит мне путь. Пожалей мои бедные ноги, — улыбнулся Кенгуру.
Хармони ещё не доросла, чтобы видеть поверх забора, но она могла хорошо представить ноги Кенгуру, длинные, сильные и костистые, с острыми когтями. Она подтянулась и взяла несколько писем и пакет.
— Спасибо, — сказал Кенгуру. — Я поскакал дальше.
Хармони рассеянно просмотрела почту. Три письма для Морского Льва, одно для Голубки и открытка для Сиамской Кошки. Она машинально перевернула пакет. Он был для неё.
Осторожно, затаив дыхание, Хармони положила монетку в карман. Дрожащими руками она кое-как развязала верёвку и сорвала клейкую ленту, которыми был переплетён пакет. Под коричневой бумагой оказалась синяя коробочка. Внутри синей коробочки — белая тонкая обёрточная бумага. А в этой белой обёрточной бумаге — большие наручные электронные часы, показывающие и месяц, и дату, на широком кожаном ремешке, пятнистом, как змеиная кожа.
ГЛАВА 5
«Ледокол»
За завтраком родители, просматривая адресованные им письма, флегматично жевали и, казалось, ничего не замечали, в то время как Хармони безуспешно старалась привлечь внимание к своему запястью и перед самым их носом тянула левую руку то за тостом, то за маслом, то за мармеладом. Она даже начала есть кукурузные хлопья левой рукой, подолгу задерживая у рта ложку, выставляя циферблат часов напоказ то одному, то другому. Так продолжалось до запоздалого появления Мелоди.
— Откуда это у тебя? — спросила она, сразу же заметив часы.
— Прислали по почте.
— Кто?
— Дядя Джинджер. (В синей коробочке письма не было, но Хармони узнала печатные буквы на адресе, написанные чёрным фломастером, точно так же как в записках. К тому же на пакете была наклеена девонширская почтовая марка.)
«Очень хорошие» и «Как он добр» рассеянно сказали отец и мать, но Сиамка не могла не царапнуть.
— Какая глупость! — промяукала она ехидно, усаживаясь напротив. — Это мальчишечьи, вернее, мужские часы. На тебе они выглядят нелепо.
У Хармони была подходящая альтернатива гримасе Я Терпеть не Могу Мою Сестру, а именно — Так бы и Съездила Тебе по Физиономии. Она надела её, подтвердила действием и стремглав выскочила из комнаты. К своему полному удовольствию, она услышала отчаянный вопль Мелоди.
В саду, в безопасности (она знала, что погони не будет из страха перед засадой), Хармони лежала на траве между неподвижным Рэксом Рафом Монти и щиплющей травку Анитой, наблюдая, как идёт время. Что это были за классные часы!
И оставалось ещё четыре желания. Она нащупала в кармане пятидесятипенсовик. Большим пальцем Хармони могла чувствовать рельеф скреплённых в рукопожатии рук, а перевернув монету — голову королевы. Она могла также определить, где нос королевы. Хармони представила себя ковбоем и начала тренироваться, вытаскивая монету на скорость. Карман превратился в кобуру, волшебный краешек монеты — в спусковой крючок, который бы мгновенно сработал, загадай она следующее желание. Скоро она научилась безошибочно ставить палец напротив носа королевы. «Самое скорострельное оружие на Диком Западе, — подумала Хармони, — но помни: осталось только четыре пули».
Закончив пасти Аниту, она пошла обратно к дому. С предосторожностями, теперь уже больше индеец, чем ковбой, она как тень перебегала от дерева к дереву, пересекла лужайку и проскользнула к ступенькам, чтобы оказаться в безопасности своей комнаты прежде, чем мстительная Сиамка смогла бы на неё наброситься. Морской Лев уехал в город представлять свои трюки, а Голубка писала письмо. Хармони видела это, когда на цыпочках проходила через холл. Нижняя ступенька скрипнула под ногой, и она услышала, как мать позвала её.
