Она открыла дверь и вышла наружу. Вода захлюпала под ее тяжелыми башмаками, а стрелы дождя забарабанили по чепцу. Когда она дошла до середины парковки, тяжелые капли заволокли стекла ее очков и она почти перестала что-либо видеть.
Она сняла очки, чтобы протереть их, и тут же, споткнувшись, подвернула ногу. Острая боль пронзила лодыжку. Сестра Кьюпертайн вскрикнула, но вспышка боли, к счастью, миновала, и она пришла в себя. Только теперь она поняла, что очки выскользнули у нее из рук.
Сестра Кьюпертайн начала беспомощно осматривать все вокруг, пытаясь в темноте найти пропажу. Очков нигде не было. Слава богу, в монастыре у нее есть еще одна пара. Лучше не тратить время попусту и поскорее укрыться от этого дождя.
Она на ощупь двинулась вперед, но тут завыл ветер и принялся трепать ее намокшие рукава и юбки.
Из темноты неожиданно вырвался свет и послышался шум двигателя, который заглушил вой ветра. Всмотревшись, она увидела, что фургон движется. Это еще что… уж не собралась ли сестра Барбара уехать без нее?
— Погодите! — С трудом передвигаясь, сестра Кьюпертайн направилась к источнику света. — Подождите меня!
Она задыхалась, когда подошла к машине. Пока она искала ручку дверцы, фургон остановился. Дверца распахнулась, и сестра забралась на сиденье.
Двигатель заработал, и фургон устремился к воротам. Прежде чем они выехали на дорогу, сестра Кьюпертайн уже разразилась тирадой, о которой, она знала, ей потом придется пожалеть:
— Где вы были, сестра? Почему не дождались меня в холле? Неужели у вас нет никакого уважения? Если уж вам так не терпелось уехать, вы должны были подогнать машину к входу и подобрать меня там.
— Простите…
Ответ ее попутчицы был заглушен новым раскатом грома. Но сестра Кьюпертайн не обратила на это внимания, поскольку еще не договорила.
— Взгляните на меня — я промокла насквозь! И потеряла очки — где-то там, на парковке. Да это же… осторожно!
Фургон летел с шоссе прямо на обочину, но сестра Барбара в последний момент успела повернуть руль и избежать аварии.
— Пожалуйста, смотрите, куда едете…
Сестра Кьюпертайн умолкла. Она вдруг поняла, что сейчас не время распекать спутницу. Опасно отвлекать водителя, да еще в такой ливень.
Она умолкла и стала смотреть, как ритмично движутся «дворники», приоткрывая невидимое пространство дороги. Сестра Барбара взглянула на нее, но ничего не сказала; в темноте невозможно было судить о ее реакции. Отвернувшись, она сосредоточилась на том, чтобы удержать фургон на скользком шоссе. Дождь продолжал барабанить по крыше.
Сестра Кьюпертайн смотрела вперед, с трудом различая купы деревьев, ветви, раскачивавшиеся на ветру. Впереди показалась боковая дорога, уходившая в лесистый район. Фургон замедлил движение и свернул на эту дорогу, углубившись в темноту.
— Мы не туда едем! — крикнула сестра Кьюпертайн, стараясь перекричать шум грозы, но спутница не обращала на нее внимания. Фургон ехал между искривленными деревьями. — Вы что, не слышите? Мы же не туда свернули!
На этот раз сестра Барбара кивнула и остановилась близ развилки двух узких дорог. Ее правая рука потянулась к ключу зажигания. Потом она подалась вперед и просунула руку между ног, к днищу фургона.
На мгновение эта расплывчатая нагнувшаяся фигура напомнила сестре Кьюпертайн какую-то птицу — хищную птицу. Но лишь на мгновение.
Фигура выпрямилась и повернулась к ней в тот самый миг, когда небо озарила молния.
В ее свете сестра Кьюпертайн увидела искаженное лицо под чепцом, а в поднятой руке — сверкающую монтировку, которая опускалась на нее.
Больше она не слышала грома.
5
Ну же, расшевели ее. В задней части фургона есть где разместиться. Там можно расстелить одежду, вытянуть безжизненные ноги. Может, другая — сестра Барбара — и брила то место, но у этой оно не было выбрито. Вообще-то ему нужна была та. Он захотел ее с той минуты, как пошел за ней следом по книгохранилищу, только времени не было. Не было времени даже на то, чтобы посмотреть; все нужно было делать так быстро. Эта — старая, зато теперь у него есть время, а если закрыть глаза, то и лица будет не видно.
Важно почувствовать ее. Ну же, расшевели ее, вкачай в нее жизнь. Вот она, в позе матери настоятельницы…
Матери?
Это же кровосмешение. Но он знал, что сестра Кьюпертайн — не его мать. Или все-таки мать? С закрытыми глазами он не видел ее лица. Да расшевели же ты ее. Еще… быстрее. Мама, о Господи…
Норман откатился набок и сел. Он вспотел, тяжело дышал, но, слава Богу, все закончилось. Бог прислал ему этих сестер, чтобы освободить его от греха. Невеста Христова была сейчас его невестой. Или была ею прежде. Это была древняя история. Норманнское завоевание.[16]
Он едва слышно хихикал в темноте, возясь с незнакомой ему чужой одеждой, которую вновь напяливал на себя. Отличная маскировка. Он обманул сестру Кьюпертайн, он всех обманул, сумев таким образом выбраться из больницы. Впрочем, у него уже был опыт такого рода. «Весь мир — театр… И каждый не одну играет роль».[17]Он уже играл роль женщины, а теперь сыграл мужчину. Мама всегда называла его неженкой; может, думала, что он не способен на большее. Ну теперь-то ты все поняла, Мама? Матерь Божья…
Его хихиканье заглушил раскат грома, тотчас вернувший его к действительности. А когда снова мелькнула молния, Норман не мог не увидеть тело, которое лежало в гротескной позе рядом с ним. Он отвел глаза и быстро натянул черную юбку, прикрыв бесстыдно обнаженные бедра.
Больше ему это не нужно. Теперь надо избавиться от этого как можно скорее. Но как?
Он приподнялся над сиденьем и посмотрел сквозь залитое дождем лобовое стекло. Между дорогой и деревьями тянулась узкая канава. Можно спрятать тело там, в кустах, но надолго ли? Кто-нибудь обязательно пойдет здесь и увидит его. Вот если выкопать могилу…
Норман отвернулся и принялся ждать, когда очередная вспышка молнии позволит ему разглядеть что-либо еще в задней части фургона. Это там он нашел монтировку. А вот лопаты он не видел — да и глупо думать, будто в машине непременно будут возить лопату. Но ведь голыми руками такую грязь не разроешь.
