— Клинок у меня, — сказал он. — Ты говоришь не в свою очередь.
— Технически это нельзя назвать клинком, — сказал один из мальчиков, сидящий у ног Майкла. — Больше похоже на мачете.
— Без разницы, — отрезал Майкл. — Кто его держит, тот и говорит.
Этот аргумент заставил всех притихнуть. Майкл откашлялся и продолжил:
— Поверьте мне, Кароль и Марта мне очень дороги. Марта хорошая подруга. Она была одной из первых, с кем я познакомился, когда попал в интернат Антэнка, — тут он повернулся к Рэйчел. — И, если я правильно помню, это я познакомил тебя с Каролем, Рэйчел, — он сделал паузу, впитывая наступившую мертвую тишину. — Можно даже сказать, будь моя воля, мы не оказались бы в этой ситуации, а до сих пор счастливо и спокойно жили бы все вместе в нашем доме во внешнем поясе.
— И я не праздновала бы день рождения, — заметила Рэйчел. Некоторые ребята с понимающим видом закивали; время во внешнем поясе, который защищал Непроходимую чащу от вторжений, в буквальном смысле остановилось, и дети, живя там, не росли. Отчасти поэтому Марта побуждала их уйти: она с сомнением относилась к преимуществам вечной юности.
— Мы еще не встали на ноги, — продолжал Майкл, игнорируя выпад Рэйчел. — Нам потребуется время. Как только мы наберемся сил, то начнем действовать.
— У нас и сейчас хватает сил, — произнесла Рэйчел. — Мы уже достаточно ждали.
Майкл перебил было, намекнув, что мачете все еще у него, но тут остальная часть группы зашумела в поддержку Рэйчел:
— Дай ей Экскалибур!
— Отдавай, Майкл!
— Дай ей сказать!
С мрачной гримасой Майкл подошел к Рэйчел и вручил ей мачете рукоятью вперед.
Элси глядела, как сестра сжимает ручку мачете, взвешивая его в ладони, и выходит вперед, лицом к толпе. Ей подумалось, что люди всегда меняются медленно, постепенно. Но с тех пор, как они вышли из внешнего пояса, как узнали, что сестры Мельберг способны легко пересекать эту границу, Рэйчел стала другой, более сильной. Девчонка со скрещенными на груди руками, которая словно пряталась под завесой длинных прямых волос, уперев подбородок в потертую черную футболку, исчезла. И сегодняшний день рождения только подчеркивал, что старшая сестра претерпевала какое-то грандиозное преображение, которого она, Элси, даже не способна была полностью осознать.
— Слушайте, — сказала Рэйчел, встав перед толпой. — Мы здесь хорошо устроились, мы все продумали. Но, как мне кажется, чем дольше мы оттягиваем спасение Марты и Кароля, тем сильнее их подводим. Они в полной власти грузчиков. Кто знает, что там с ними делают. Мы в долгу перед ними, мы каждую секунду должны посвятить тому, чтобы выяснить, где они находятся, и вытащить их оттуда. Это элементарно. Мы ждем уже два месяца. И не можем себе позволить ждать еще столько же.
Некоторые из слушающих кивнули. Майкл стоял, засунув руки в карманы, то наблюдая за говорящей, то оглядывая толпу.
— Давайте проголосуем. Кто хочет начать организовывать поисково-спасательный отряд прямо сейчас? А? Хватит ждать, — Рэйчел держала голову гордо и высоко, а мачете лежал у нее в ладони так удобно, словно она была рождена им орудовать.
Элси уже собиралась согласно поднять руку — и чувствовала, что большинство тоже согласно с Рэйчел, — как вдруг зазвучал сигнал тревоги. Один пронзительный свисток с дозорного поста. По нему безошибочно опознавался дежурный — Синтия Шмидт, опытная свистунья; сигнал прозвучал, словно крик крапивника. Зал внезапно наполнился почти осязаемым страхом.
Приближались грузчики.
Глава четвертая
Спираль в кронах. Пальцем по стеклу
Их путешествие длилось уже многие дни: они шли через горные перевалы, на которых еще лежал снег, через скалистые долины, где отвесно росли недостижимые деревья. Пересекали склоны холмов и обширные поля, где крестьянские дети, бросив работу, спешили навстречу скромной, но безошибочно узнаваемой процессии. Путешественников было четверо: лиса, койот и двое людей — женщина среднего возраста и мальчик лет десяти. Все они были северолесскими мистиками. Все были облачены в одинаковые холщовые одежды. Их путь вел в самое сердце Дикого леса.
Самый юный из них — мальчик — нес в руках небольшой яркий флаг.
В дороге они не разговаривали друг с другом, предпочитали проводить долгое время пути в медитации, впитывая в себя все многообразие голосов, доносившихся от растений и деревьев, которые окружали их в этом путешествии. То был их дар: умение общаться с немой лесной флорой. Они обращались с этой невероятной способностью серьезно и пользовались ею не напоказ, как каким-нибудь дешевым трюком, но умеренно и вдумчиво. Так что их отношения с растениями и деревьями могли служить для остальных обитателей леса образцом существования в более полной гармонии с живым миром вокруг. По этой причине северолесский народ почитал их.
Стоило им спуститься с гор, как окружающий пейзаж изменился; исчезли крошечные лачуги, рассыпанные вдоль дороги, фермерские дома и таверны. А вот зелень по обочинам одиноко змеящейся дороги, которой они следовали, подступала все ближе и становилась все более густой и дикой, словно растения боролись друг с другом за господство на бугристой земле. Даже язык растений и деревьев стал иным: голоса звучали сбивчиво и рассеянно, словно белый шум, нестройный хор криков беспрестанно атаковал тихие умы путешествующих мистиков. Они заметили, что теперь куда чаще приходится останавливаться на отдых; тяжесть агрессивных голосов леса сама по себе была достаточным бременем.
Они рано сворачивали лагерь и шли до позднего вечера. На заре заключительного дня путешествия мальчик сидел на потрескавшемся пне поваленной бурей тсуги и глядел в пустоту. Женщина подошла и утешительно положила руку ему на плечо.
— Уже недолго осталось, — сказала она. — Мы совсем близко.
Он ответил ей тусклой улыбкой.
— Я чувствую, — сказал он. — Но есть еще что-то…
Женщина посмотрела на него с любопытством:
— Что?
— Не знаю, — произнес мальчик. Его палец, до того спокойно лежавший, начал рисовать спираль на грубом стволе дерева. — Мне уже несколько раз снился сон.
— О Древе?
Мальчик откашлялся; палец продолжал выводить узор:
— Нет. Не могу сказать точно. Я еще не до конца понимаю.
Два других мистика поднялись и принялись деловито собирать холщовые палатки. Сквозь путаницу крон начинало проникать утреннее солнце; по нижним ветвям стелился туман. Палец мальчика наконец добрался до центра спирали, которую выводил, и замер там. Он опустил взгляд и застыл, вглядываясь, словно наблюдал за неподвижным пауком в центре замысловатой сети.
— Идемте, — сказал он наконец.
