Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
– Так осень ещё! Ты что, думаешь картошку под зиму сажать?
– Копай! По весне легче будет.
Вот, думаю, старый совсем спятил: кто же копает огород под зиму? Его всё равно снегом заметёт.
Огород несколько лет не использовался, зарос бурьяном, цепким, как колючая проволока, как мексиканский кактус.
Что делать? Копаю. Без привычки на ладонях кровяные мозоли от дубового черенка. Крошу, чтоб земля, как пух, была. Надо показать своё трудолюбие: за стол вместе сядем.
Подошёл тесть:
– Э! Кто же так копает? Дай сюда лопату!
Отложил в сторону костыль, с которым расстаётся только в постели. Воткнул лопату, наступил всей тяжестью тела, а он под сто кило весом, лопата ушла в землю под самые бортики, вывернул глыбу:
– Вот так надо копать под зиму, а то осенние дожди всю землю притопчут так, что по весне долотом ковырять придётся. А ты в мае месяце с лопатой пробежишься трусцой по огороду – вот и сажать картошку можно!
За пару дней одолел землю, мозоли в карман прячу.
– Молодец! Рано отделался. Сходи на ферму, коровяка натаскай.
– Кто ж меня на ферму пустит. Там скотина… Санитарная служба…
– Какая служба? Всех коров давно под нож пустили. Теперь там это добро одно осталось. Иди! – и прикатил мне тачку на четырёх кованых колёсах.
Сжал зубы, покатил…
На ферме ни души. Навозу горы. Эх, лопату забыл! Пришлось коровяки руками на тачку накладывать. Наворотил, чтобы второй раз не ехать. Тьфу ты, чёрт! И руки помыть негде!
Насилу с тачкой дотащился до дома. Даже перекуривать забыл.
– Вот молодец! – нахваливает тесть. – Ты до вечера ещё пару тачек привезёшь.
– А что, одной тачки не хватит? – злюсь.
– Хватить-то хватит, а по весне картошку надо каждую неделю настоем коровяка поливать. Маловато будет.
– Дед, – выхожу из себя, – до весны ещё дожить надо!
– А ты что, помирать собрался? Нет, вези ещё пару тачек пока, а там посмотрим.
Ссориться с пожилым человеком, да ещё с тестем – себе дороже. Жена смеётся. Рада мне отомстить за все прошлые прегрешения.
Подался снова на ферму. Навозил навозу горы.
– Вот молодец! Вот молодец! – подхваливает тесть. – Теперь навозец по всему огороду потруси. Летом картошка с твою голову будет.
Что делать? Спотыкаясь о комья, вилами раскидываю коровье добро. К обеду управился. Сижу на порожке, покуриваю. Подсаживается тесть:
– Дай-ка подымить!
Даю сигарету. Сидим, курим.
– Ты вот что, навозцу ещё пяток тачек привези, а то до весны всё расхватают. А мы с тобой летом в кадушке навоз замочим, он перебродит, и ты под каждый куст по кружке нальёшь. Картошка бу-дет…
Всё. Моему терпению конец. Зачем только приехал? Лучше под мостом с ножом!..
Встал, ушёл в дом. Говорю жене: «Всё! Едем обратно! Я лучше в бандиты подамся. Их по телевизору каждый день показывают. Романтика! Герой нашего времени!»
Не знаю, чем бы дело кончилось, но тут позвонила дочь. Она замужем за капитаном. Живут под Хабаровском, в одном закрытом городке. Въезд туда даже родителям запрещён – государственная тайна!
– На вот трубку послушай!
Дочь умоляет приехать к ним. С внучкой посидеть. Она снова выходит на работу, зять, капитан, уже полгода зарплату не получает. Приезжай, я тебе работу нашла, по сменам ходить будешь, заодно и за внучкой приглядишь. Всё равно бездельничаешь!
Кричу в трубку:
– У вас городок секретный, кто ж меня туда пустит?
Дочь в трубке смеётся:
– Какие секреты, отец! Рыжий Толян, Чубайс этот, все военные тайны, как Мальчиш-Плохиш, буржуинам выдал. У нас из хранилищ атомные заряды вывозят, иностранцы понаехали, Гринпис… Говорят, в Америку на хранение ядерные головки повезут. Теперь никаких тайн нет. Договор такой. Так что не раздумывай: приезжай!
Ну, слава Богу! От каторги спасся. Конечно, к дочери поеду.
Жена собрала меня в дорогу, перекрестила:
– С Богом!
3
На востоке страны солнце поднимается так же, как и в центральной России… Ночь отмахнул, не моргнув глазом. Настроение ностальгическое. Хочется домой, но работа и крикливая внучка за грудки держат.
Раннее осеннее утро. Заблудившийся спросонок ветер, на ощупь зябко перебирает сухие, насквозь проржавевшие листья. Свет электрических фонарей кажется нелепым и расточительным в наши времена перманентного кризиса. Из старой пятиэтажки позапрошлого времени с облупленной местами штукатуркой вышел молодой человек, оглянулся на ещё тёмные окна, подхватил двухосную тачку и заспешил туда, где, громыхая железом о железо, сталкивались, скользили и ворочались составы товарных поездов.
Пассажирские здесь не ходят.
Городок отличается небольшим размером узких улиц, каждая из которых оканчивается или лесом, или станцией грузовых перевозок.
Таких городков по России множество. Вырубалась тайга, мощные землеройные машины срезали сопки, осушались болота, обводнялись пустыни – и всё для того, чтобы в одно время привезти сюда будущих насельников с домочадцами и заполнить пятиэтажки из силикатного кирпича молодыми голосами и детским ором.
Городки такие имели приставку "моно', то есть один. Один – и всё тут!
Большие люди за кремлёвскими стенами знали, что делают. На один рубль затраченных средств приходилось девять рублей комфортной жизни государства без военной бойни и катаклизмов. Заокеанские ястребы не осмеливались точить когти, свысока посматривая на тучную добычу. Как в русской пословице: хоть видит око, да зуб неймёт.
Такие городки жили тихо, особо не высовывались, на карте обозначены не были, вроде их и вовсе нет. Тишина жизни не значила, что люди здесь ничего не делали и разговаривали только шёпотом: кузнечным грохотом железом по железу в три смены гремели заводы; в тишине лабораторий, сопрягая интегралы, дифференциалы, синусы и косинусы, ломали голову люди в очках; в конструкторских бюро у кульманов выводили на ватманской бумаге углы, овалы, стрелки, пунктирные и жирные линии молодые, склонные к самоиронии люди.
Шла обычная напряжённая жизнь во имя Государства, во имя будущего своих детей, свободных от власти денег, стяжательства, казнокрадства.
Один вид стяжательства признавался здесь – стяжательство духа.
Но, как известно, дьявол живёт в мелочах. Комары задрали неуклюжего государственного медведя. Гнус с арбатских двориков маленькими хоботками прокусывали шкуру великану и сосали, и сосали живую кровь, пока государственный медведь не рухнул. "Берите, сколько проглотите!" густо зудел над тушей самый старший гнус, пахан арбатской дворни. И хватали, и жрали, и не давились…
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
