– Когда кто-то произносит эти титулы, как будто слышишь рассказ о ком-то другом, а вовсе не о тебе, – сказала она. – Ты думаешь: кто этот человек, почему все смотрят на тебя, если говорят о другом?
– Да-да, – нетерпеливо подхватил Джон и даже взял Олу за руки. – Именно это я и чувствую, но так и не нашел никого, кто мог бы меня понять. А теперь вы… Это все равно что выйти из темного леса на свет и обнаружить нечто невероятно приятное…
Покашливание над его головой нарушило волшебство мгновения и заставило пару быстро повернуться к официанту, который принес первые блюда.
Взяв себя в руки, они приступили к трапезе, слегка ошеломленные тем, что произошло так неожиданно.
Позже Ола не могла вспомнить, что они тогда ели. Зато девушка запомнила почти каждое произнесенное герцогом слово.
Она попросила его рассказать о своей жизни, и он начал рассказывать, как будто совсем не боялся обсуждать такие личные темы.
– Вы, должно быть, не все время живете в Лондоне? – спросила Ола.
– Нет, только часть года – приезжаю сюда на сезон. Я имею в виду светский сезон, который начинается в мае. При дворе представляют дебютанток, устраивают балы, вечеринки, на Темзе проводят регаты – все это продолжается до августа, а потом, двенадцатого августа, все едут на север стрелять куропаток.
– Да, в Шотландию, – пробормотала она, вспоминая многочисленные группы охотников на куропаток, прибытие которых видела неоднократно.
– Вам знакома Шотландия? – удивленно спросил он.
– Только по рассказам, – поспешила ответить Ола. – Я знаю о «славном двенадцатом», об охоте, стрельбе и рыбалке. А вы любите «сезон»?
Герцог печально вздохнул:
– Должен признаться, не очень. Но я люблю бывать за городом, скакать на любимых лошадях, гулять с собаками.
Ее отец часто говорил именно так. Было приятно слышать эти слова от мужчины, который оплетал колдовскими чарами ее сердце.
– Так вам не по душе лондонская чопорность? Не нравится, когда вам кланяются, перед вами расшаркиваются только потому, что вы такой важный человек?
– Они думают, я важная персона только потому, что ношу высокий титул, – ответил герцог. – Но как человек я чувствую себя счастливее в деревне, потому что там я один на один с животными, а им все равно, герцог я или буфетчик.
Ола, рассмеявшись, заметила:
– Вот вы так говорите, а я готова поспорить, что животных начинают учить слушаться, стоит им появиться на свет.
– Вы бы рассуждали по-другому, если бы увидели моих собак, – усмехнулся герцог. – Они думают, что это они мои хозяева, а не наоборот. У меня их пять: четыре породистые и одна дворняжка. Дворняжка самая гордая.
– Мне это нравится, – довольным голосом промолвила Ола. – У меня когда-то жил пес с таким же характером. Я его очень любила. Он был моим лучшим другом. Мы с ним ходили гулять, и у него была такая длинная шерсть, что он цеплял на себя весь репейник. Я потом целый час выбирала колючки.
– Вы сами этим занимались? Не лакей?
– Я не могла это поручить слугам, – с ужасом в голосе ответила Ола. – Джоуи это не понравилось бы. Он доверял только мне.
– Джоуи? Вы дали собаке английское имя?
– Мне его подарил друг-англичанин, – быстро сказала Ола и, чтобы уйти от опасной темы, добавила: – Наверное, вы скучаете по своему загородному дому.
– Да. Люблю это место. Дом очень старый, он уже много лет принадлежит моему роду. Знаете, этот дом точно такой, как домá, которые описывают в романах. А еще могу без лишней скромности сказать, что у меня прекрасная коллекция лошадей.
Ола, восторженно вскрикнув, заметила:
– Обожаю ездить верхом! Мой любимый конь прыгает выше всех скакунов в королевской конюшне. Я каждое утро перед завтраком его вывожу.
– Я обязательно покажу вам своих лошадей, – пообещал герцог.
– Очень хотела бы их увидеть. Но они, наверное, не в Лондоне?
– Большинство в деревне. – Судя по выражению лица герцога, у него в этот момент возникла какая-то мысль. – Ваше высочество…
– Ола, – поправила его девушка. Ей хотелось слышать, как его уста произносят ее имя.
– Ола, – сказал он, – хочу сделать вам комплимент, вы прекрасно говорите по-английски.
– Ах, что вы! – возразила она. – Это в Олтенице считается, что я говорю по-английски хорошо, но здесь, в Англии, мои недостатки наверняка бросаются в глаза.
– Вовсе нет. Более того, за время нашего разговора у вас даже уменьшился акцент.
Он был прав. Ола так увлеклась общением, что совсем позабыла о кобургском акценте.
– Я очень хорошо умею подражать, – быстро произнесла она. – Мой английский становится лучше, потому что я разговариваю с вами.
– Верно, так и есть, – согласился Джон.
– Но расскажите же о ваших лошадях.
– Одну я держу в Лондоне. Каждое утро выезжаю на Роу.
– Что, простите? Ров? Вы здесь катаетесь по рвам? – спросила она, стараясь изобразить замешательство. Нужно было показать свою неосведомленность в английских традициях, чтобы сбить герцога со следа.
Он рассмеялся.
– Нет. Это Роттен Роу в Гайд-парке. Почти столетие назад у нас был король Вильгельм III, он использовал этот путь, чтобы ездить в Кенсингтонский дворец, поэтому его стали называть «королевской дорогой», что по-французски звучит, как «route de roi». А поскольку еще не родился англичанин, который мог бы разговаривать на французском, не коверкая его, то «рут де руа» постепенно превратилось в «роттен роу».
– А этот Вильгельм III… он был французом?
– Нет, он был голландцем.
– Тогда почему дорогу не назвали по-голландски?
– Потому что англичане по-голландски говорят еще хуже, чем по-французски, – усмехнулся герцог.
– Gott in Himmel![2] – воскликнула Ола, почувствовав, что немного немецкого сейчас не повредит.
– Вот именно, – кивнул герцог, и глаза его весело заблестели.
– Вы, англичане, все wahnsinnig.
– У меня есть ужасное подозрение, что это означает «глупцы».
– Нет-нет, это означает «сумасшедшие».
– О да, сумасшедшие, с этим я согласен.
– По-моему, мне нужно поскорее уйти, пока у меня голова не взорвалась.
– Нет! – Он крепко взял ее руку. – Вы не должны уходить. – В глазах его загорелся странный, напряженный огонь. – Не должны.
В тот миг Олу ничто не заставило бы уйти. Пока он держал ее руку столь властно, пока смотрел на нее взглядом столь проникновенным, она была совершенно беспомощна.
