— Мина, малышка Мина, ты представляешь, что случилось? Твой ухажер сбежал.
— Кто? — Мина прищурилась, чтобы Филипп не заметил предательских слез в ее глазах.
— Франк. Франк Блум убил человек и сбежал, спасаясь от справедливого возмездия.
Ужас поднялся в душе Мины горячей волной, но ей удалось скрыть свои чувства.
— Никого Франк не убивал, — уверенно заявила она.
— Спроси у его родителей, моя дорогая Мина. Его уж и след простыл. Разве стал бы невиновный человек спасаться бегством? Как бы то ни было, теперь ты осталась одна. И из кавалеров у тебя есть только я, радость моя.
Мину бросило в холод. Ей вдруг вспомнилось, какие взгляды бросал на нее Филипп в последнее время.
— Какой же ты стала красавицей! — Он по-прежнему ухмылялся.
— А ну отпусти! — прошипела она.
Филипп ослабил хватку, и вдруг его пальцы сжались на горле Мины. Он приблизил к ней лицо.
— Как тебе такое?
— Отпусти!
— Поцелуй меня.
— Никогда!
— Мы же брат и сестра. Ну же, подари мне сестринский поцелуйчик, малышка.
Мина попыталась отвернуться, но у нее ничего не вышло. Филипп склонился к ее губам и впился в них поцелуем. Девушка почувствовала его язык у себя во рту. Ей захотелось сплюнуть, когда парень наконец отстранился, но он надавил на ее подбородок, так что она не могла открыть рот.
— Ну как, голубка моя? Разве не чудесно? Ты только подумай, твой кавалер сбежал, и теперь у тебя есть только я. Да я и раньше был для тебя лучшей кандидатурой. — Филипп резко отпустил ее.
Мина отпрыгнула в сторону.
— Пошел вон, тварь!
— Ну, я хотя бы не убийца.
— Франк не убийца!
— Он сбежал, малышка. Сбежал, прикончив убийцу своей сестры. Это называется убийство на почве мести. Не первое в этом мире, дорогая моя Мина.
Девушка содрогнулась. Неужели Филипп прав? Неужели Франк и правда совершил убийство?
Но он никогда не видел свою сестру, только слышал рассказы о ней от своих родителей. Неужели ее Франк…
— Привыкай к мысли о том, что теперь ты одна.
Мина не смогла сдержать дрожь. Вдруг ее стало знобить.
«Клаудиус мертв».
И вдруг нахлынули воспоминания, словно весь этот кошмар произошел только что. Воспоминания о приезде на чужбину, о высоком береге реки, о темнокожих людях, о лассо, змеившихся в безоблачных голубых небесах. Воспоминания о Врони, ее единственной дочери, стоявшей на дощатых сходнях рядом с Клаудиусом, который был всего на два года старше ее. Как Врони тогда хихикала…
С воспоминаниями вернулись и чувства — тревога, страх за ребенка. Это всего лишь шутка, говорила себе Ирмелинда. Развлечение. Ничего не случится.
Ее восемнадцатилетняя дочь Врони и Клаудиус, сын Либкиндов, часто проводили время вместе. Похоже, они нравились друг другу.
Ирмелинда попыталась улыбнуться. И тут раздался крик. Точно из одного рта. Врони и Клаудиус упали в грязную коричневатую воду. На мгновение у Ирмелинды остановилось сердце.
Женщина невольно прижала ладони к груди. Она стояла у себя в кухне и все же слышала те крики ужаса тогда на корабле и свой захлебывающийся от волнения голос: «Где они? Где они? Помогите им, помогите же! Где моя дочь? О боже, она не умеет плавать. Моя Врони не умеет плавать. Помогите же ей!»
Затем над поверхностью воды показалась голова Клаудиуса. Юноша отчаянно ловил ртом воздух и бил руками по воде. А Ирмелинда стояла и смотрела. Несмотря на все ее мольбы, девушка так и не вынырнула.
Они нашли Врони только несколько дней спустя. Услышав это, Ирмелинда упала в обморок. Придя в себя, она захотела взглянуть на мертвую дочь, но ей и этого не позволили.
— Запомни ее такой, какой ты ее знала, — сказал Герман. — Запомни ее такой.
— Клаудиус Либкинд, — прошептала Ирмелинда. — Клаудиус Либкинд.
Она никогда не забудет это имя.
Через две недели после приезда в Аргентину юноша покинул отчий дом — ночью, в тумане. С тех пор она его не видела.
Да и с Сесилией, матерью Клаудиуса, Ирмелинда за все эти годы говорила всего раз или два. Она никогда не обвиняла Либкиндов в случившемся, но старалась не общаться с ними. Они больше никогда не смогут смеяться вместе, как тогда, во время морского путешествия. Да, тогда им тоже было непросто, но Врони, ее единственная доченька, была жива.
— Врони… — прошептала Ирмелинда. — Врони.
Ей все еще было больно. Слезы навернулись женщине на глаза, и она вытерла их тыльной стороной ладони. Сегодня, как раз в этот самый день, Врони исполнилось бы тридцать восемь лет. К этому времени она вышла бы замуж и у Ирмелинды и Германа прибавилось бы внуков. У старшего сына Ирмелинды — он родился на два года раньше, чем Врони — уже были дети, два мальчика и девочка. Ирмелинда всегда радовалась встрече с ними. Но даже малыши не могли помочь ей справиться с тоской по Врони. Иногда она спрашивала себя, почему эта боль так сильна. У них с Врони всегда были очень близкие отношения, и одна без слов знала, что чувствует другая. Они пересказывали друг другу свои сны, часто смеялись вместе. Они были не просто матерью и дочерью, в их отношениях было нечто большее. После смерти Врони Ирмелинда по-прежнему исполняла свои повседневные обязанности, но больше не чувствовала себя живой. Может быть, это было несправедливо по отношению к остальным членам семьи, но что-то в ней умерло навсегда.
Мина сидела с матерью на веранде перед домом и помогала штопать мужские рубашки. Ее мысли, как всегда в минуты покоя, обратились к Франку. Уже несколько недель он не появлялся в тайных местах их встреч, о которых они договаривались. «Ну не мог же Франк просто взять и исчезнуть, — говорила себе Мина вновь и вновь. — Не мог же он уйти, не попрощавшись со мной, не сказав мне, когда мы встретимся вновь».
Городок полнился слухами. Были люди, верившие в то, что Франк совершил убийство. Были и те, кто считал это полной чушью.
— Только не Франк, — говорили они. — Франк — хороший парень. Он никогда бы не забил человека до смерти.
— Но откуда тогда кровь на его рубашке? — спрашивали другие.
Никто не знал о часах, которые Мина нашла в пиджаке у Филиппа. С того самого дня девушка искала их, но тщетно. Ее мучило страшное подозрение: что, если Филипп как-то связан с убийством? Что, если это он убил этого Клаудиуса Либкинда? Это было бы вполне в его духе. Но как Мина могла это доказать?
Тем временем Клаудиуса Либкинда, который никогда не жил со своими родителями в Эсперанце, похоронили на городском кладбище.
После этого жизнь городка вернулась в прежнее русло. И только Мина чувствовала себя покинутой. Единственный человек, с которым она могла поговорить, поделиться своими планами на будущее, человек, который мог ее обнять и приласкать, человек, которому она была небезразлична, исчез из ее жизни.
