Кое-как придя в себя я встала и помолилась, прося у Бога защиты и помощи для себя и для моего ребенка по его милости и разумению.
— Как ты, Господи, пожелаешь для меня лучше, — сказала я, — так пусть и будет. Я роптать вперед не стану.
Наутро, я осталась в доме со старым дядькою, доверенным лицом моего мужа. Видно было, что Артемий дал ему нужные распоряжения, потому что как только Семен Петрович пришел, его тут же проводили ко мне.
Как описать мои чувства в тот момент? Я посмотрела в его глаза и поняла, что он любит меня и любовь эта никогда не покидала его. Он взял меня за руку и некоторое время мы так молча просидели. Потом я решилась заговорить, но с великою осторожностью, шепотом.
— Я просить тебя хочу о спасении моей жизни. Прав оказался Петр Федорович, предсказывая мне беды… Но знаешь, я ни о чем не жалею. — Только тут я смогла поддать на него глаза.
— Я знаю. Когда любишь, ни для чего иного места в душе не остается. Ни для гордости, ни для себялюбия…
— Я бы и о жизни своей не беспокоилась и все бы приняла от мужа моего, но мой ребенок…
Семен вздрогнул и мне сразу стало понятно, что он не приметил моего положения.
— Я готова принять смерть от руки Ивана, но мое дитя… Мне что-то, какой-то голос в душе не дает погубить мое дитя, а оно непременно погибнет, если я останусь во власти своего мужа и его брата.
— Ты просто мать. Иного бы я от тебя и не ждал. Но я не понимаю… — Семен помедлил. — Чего ты опасаешься? Почему говоришь о смерти от руки мужа?
Как ни тяжело мне было признаваться в собственной глупости, но я рассказала ему все, и о подслушанном разговоре, и о неведомой мне интриге, о которой, как выяснилось, Семен знал по слухам, ходившим при дворе; о решении Артемия извести меня любой ценой для спасения собственной жизни и о том, что для ребенка моего, для их крови, не нашлось у них сострадания.
— Как же ты могла! Как могла рассказать ему о себе?
— Тише, тише!
— Да черт с ним! — махнул он рукой. — Разве не говорили тебе, что твоя мать — это тайна! — Семен вскочил, разволновался. — Так вот откуда все! Не скажи ты ему этого, не было бы этого брака! Ничего бы не было!
Услышав эти слова, я заплакала. Я все сама думала о том же, но когда Семен вслух это произнес… Да, ничего бы не было. И любовь моя — большая глупость. Бросил бы меня мой ненаглядный не дойдя до венца. Но не было бы и того счастья в моей жизни.
— Но и счастья бы не было! — остановила я Семена, сказавши это вслух.
— С ним — да, не было бы. Но со мною было. Ты поверь. — Он со страстью схватил меня за руки. — Он не единственный мужчина на свете, а ты… Ты бы забыла, разлюбила, как и все. Ничего нету вечного, нельзя любить вечно одного человека.
— А ты? — спросила я. — Ты же меня все еще любишь?
— Это другое. — Глаза его зажглись.
— Чем же другое?
— Я не могу тебе этого объяснить, но это другое… Быть может, оттого, что ты никогда не была моей, а быть может… Говорят, что есть люди-однолюбы. Может, я такой…
— Так, может, и я однолюбка?
— Нет. Ты же любила меня?
Я молчала.
— Ну ответь! — требовательно продолжал он.
— Да, любила…
— А потом ты полюбила его?
— Да… — Мне тяжело было так прямо отвечать на его вопросы, но лгать я не могла.
— Вот видишь. Ты могла составить счастье моей жизни и быть сама со мною счастлива, а так… Впрочем, я не виню тебя. Видно, судьба такая.
— Что мне делать?
Он все смотрел на меня с такой болью, что я не могла выдержать этого взгляда.
— Я все сделаю, чтобы спасти твою жизнь. — Семен опустился рядом со мной. — Ничего не бойся. Я все устрою. У меня есть некоторые возможности. Главное, будь покойна и ничему не удивляйся и не бойся того, что может произойти. Придется, видно, тебе бежать, а может, и иначе как… Жди! Я все сегодня же и устрою. Собери то, что тебе необходимо, но не многое, чтоб ты могла сама в руках унести. Теперь прощай…
— Прощай.
И он ушел.
Той же ночью я, собравшись, ждала. Заснуть я бы не смогла, даже если бы и хотела. Мужа моего не было, брата его также. Только старый дядька да несколько дворовых стерегли дом и меня. Ближе к полуночи раздался шум. Во дворе завязалась драка, это было очень хорошо слышно. Я, хотя Семен и предупредил меня, заволновалась. Кто знает, что там в самом деле происходит? Может быть, мое спасение, а может и нет.
По лестнице кто-то взбежал, дверь моя распахнулась от удара, и я, увидела Семена. Он, ни слова не говоря, схватил меня за руку и повлек за собой. Я старалась не оступиться и не упасть. Семен, я почувствовала, был недоволен моей медлительностью, но, обернувшись ко мне для упрека, заметил, что я держусь рукою за живот.
— Тебе дурно? — тихо спросил он.
— Нет, но я боюсь за ребенка.
Видно, на лице моем все было так ясно, что он не стал ничего говорить мне, а взял меня на руки и понес. Он был мужчина большой и силы богатырской, и это далось ему легко. Он вынес меня на улицу, усадил в карету и сед рядом. В ту же секунду лошади тронулись с места, и мы поехали прочь.
— Нам пришлось похитить тебя, улыбнулся наконец Семен. — Жаль, что я это делаю не для себя, — добавил он.
Я глянула на него и испугалась. Такой страсти никогда не встречала я в очах мужчины и не знала, как ответить на нее разумно.
— Успокойся, все будет хорошо, — опустил он глаза, заметив то впечатление, что произвел на меня. — Теперь мы едем в имение моего друга, что верстах в пятнадцати от Москвы. Дорога эта длинная, так что запасись терпением. Быстро ехать мы не можем, тебе это может быть опасно.
— Ты так заботлив. — Я была все еще смущена. — А что с дворовыми? Они на нас не донесут? И кто это был с тобой?
— Нет, не беспокойся. Они никого не узнали и рассказать ничего не смогут. А были со мной мои приятели, веселые авантюристы. Я им сказал, что…
— Что?.. Продолжай!
— Что ты моя возлюбленная, и я похищаю тебя из дома мужа. Разумеется, с твоего согласия. Они будут молчать и ничего никому не расскажут, тут можно полагаться на их скромность, но долго нам все равно под Москвой сидеть нельзя. Придется тебе уехать.
— Далеко?
— За границу.
— За границу? — Я была поражена.
— Тут ты всяко в опасности, где ни живи. Долго скрыться нельзя. Да еще ребенок. Впрочем, ты можешь укрыться в монастыре… Там родить, отдать ребенка на воспитание, а сама принять постриг. Но, ты слышишь, я тебе этого не желаю!
— Что ты… — Его волнение заразило меня, я не знала, что мне делать, что отвечать.
