– Надеюсь, я не очень огорчил вашу ассистентку? — усмехнулся он. — Просто я подумал, что неплохо было бы познакомиться нам с вами, прежде чем приступить к работе. Честно говоря, фотографироваться я не люблю. Я писатель и привык сам наблюдать за другими, а не быть объектом чужого наблюдения. Не люблю, знаете ли, находиться в центре внимания. — Мальчишеская усмешка, игравшая на его устах, моментально покорила сердце Хоуп. Неимоверно обаятельный мужчина!
– В этом мы с вами похожи. Я тоже терпеть не могу фотографироваться. Предпочитаю находиться по эту сторону камеры. — Она уже прикидывала, где будет лучше снимать. В каком то смысле ее вполне устраивало и то, что она сейчас видела: непринужденная поза на уютном диване перед камином, голова слегка откинута назад, хорошо видно лицо. — Вам уже лучше? — У него был такой здоровый и энергичный вид, что в недавнюю болезнь верилось с трудом. Голос был еще немного хрипловат, но сам Финн излучал здоровье и силу, а в голубых глазах, когда он улыбался, плясали веселые чертики. Он был похож на обаятельного и смелого героя из сказок ее детства. Или на героя какой нибудь увлекательной книги, хотя в его собственных книгах персонажи были чаще всего зловещие.
– Я практически здоров, — бодро сказал О’Нил, слегка кашлянув. — Этот дом настолько мал, что я себя здесь чувствую немного по дурацки, но в то же время мне здесь хорошо и уютно, так что вряд ли я когда нибудь от него откажусь. Я купил его довольно давно, и мои лучшие книги написаны здесь. — Он повернулся и указал на письменный стол за спиной. Замечательный двухтумбовый конторский стол старинной резной работы. По словам Финна, он раньше стоял на каком то корабле. Стол занимал весь дальний угол комнаты, и водруженный на него компьютер никак не вязался со всей обстановкой. — Спасибо, что приехали, — сердечно поблагодарил он. Хоуп показалось, что он сделал это вполне искренне. Вошла горничная с двумя чашками чая на серебряном подносе. — Я понимаю, это было безумие — выдернуть вас из дома на Рождество. Но фотография издательству нужна срочно, я на той неделе заканчиваю книгу и сразу сажусь за новую, а стало быть, уеду в Ирландию, где я обычно работаю. Вот я и отважился вызвать вас в Лондон.
– Ну что вы, все в порядке, — отозвалась Хоуп и потянулась к чаю. Финн взял вторую чашку, и горничная моментально удалилась. — У меня все равно не было никаких срочных дел, — пояснила она. О’Нил не отводил от нее глаз. Она оказалась гораздо моложе и симпатичнее, чем он ожидал. Поражало хрупкое, изящное телосложение и выразительные синие глаза с фиолетовым оттенком.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились поработать в канун Рождества, — продолжал Финн, а Хоуп тем временем придирчиво изучала игру света и тени на его лице. Сделать его фотографию будет несложно. Внешность у него выразительная, и вообще, надо признать, он чертовски хорош собой.
– В Лондоне в это время весело, — проговорила Хоуп с улыбкой и поставила чашку на полковой барабан, служивший журнальным столиком. Сбоку от камина громоздились роскошные старинные сундуки крокодиловой кожи. В этом доме, куда ни глянь, непременно наткнешься на что нибудь занятное. — Рождество я все равно не праздную, так что мне поездка только в радость. Это был приятный сюрприз и весьма своевременный. А вы? На Рождество будете здесь или уедете в Ирландию? — Хоуп любила, прежде чем приступить к работе, побольше узнать о своем герое, а общаться с О’Нилом было легко и приятно. На первый взгляд он — человек очень естественный и открытый к общению. Сейчас он с улыбкой поглядывал на нее поверх чашки. До чего обаятельный и симпатичный мужчина!
– Нет, праздники я пробуду здесь, а потом уеду, — ответил О’Нил. — Сын прилетает. Сразу после Рождества. Он у меня умница, учится в Массачусетском технологическом. Компьютерный гений! Мать умерла, когда ему было семь, я его сам растил. Сейчас, когда он в Штатах, мне его очень не хватает. В Лондоне ему веселее, чем в Дублине. А потом он едет с приятелями в горы. Мы очень дружны, — с гордостью добавил О’Нил и внимательно посмотрел на Хоуп. — А у вас дети есть?
– Нет. — Она качнула головой. По ее виду скорее можно было предположить обратное, она совсем не походила на тех женщин, которые готовы ради карьеры отказаться от детей. Хоуп роль матери вполне бы подошла, от нее так и веяло нежностью и стремлением взять под крыло. Негромкий голос, забота, доброта — все это было у нее в характере.
– Вы замужем? — Он бросил взгляд на ее левую руку — кольца на ней не было.
– Нет, — ответила Хоуп и пояснила: — Была. Мой муж был кардиохирургом и преподавал в Гарварде. Точнее, он — специалист по пересадке сердца и легких. Десять лет назад он оставил работу. Мы два года как в разводе.
– А я боюсь остаться не у дел. Лично я намерен писать, пока меня не вынесут ногами вперед. Не представляю, чем еще я мог бы себя занять. Ему тяжело далась отставка? Да что я спрашиваю, наверняка тяжело! Кардиохирург, да еще в Гарварде — он же наверняка был уважаемый всеми специалист!
– У него не было выхода, он заболел, — тихо проговорила Хоуп.
– Тем более! Наверное, тяжко пришлось? Рак? — Его интересовало все, касающееся Хоуп, а она следила за его лицом, за выразительной мимикой и яркими голубыми глазами. Хорошо, что снимок заказан в цвете — было бы обидно не иметь возможности передать цвет этих глаз. Голубее глаз она в жизни не встречала.
– Нет, болезнь Паркинсона. Оперировать бросил сразу, как поставили диагноз. Потом несколько лет преподавал, но в конце концов и это пришлось оставить. Да, он очень переживал.
– Как и вы, наверное. Для мужчины на пике карьеры, да еще в такой области, это страшный удар. Отсюда и развод?
– Отчасти, — уклончиво ответила она и снова оглядела комнату. Ей попалась на глаза фотография Финна с красивым белокурым парнишкой — по всей видимости, это и есть его сын. Проследив за ее взглядом, Финн кивнул.
– Это мой парень. Майкл. Знали бы, как я по нему скучаю! Трудно привыкнуть к тому, что он больше со мной не живет.
– Он в Ирландии вырос? — Хоуп с улыбкой разглядывала снимок. Внешностью сын явно пошел в отца, такой же симпатяга.
– Когда он был маленький, мы жили в Нью-Йорке, затем в Лондоне. В Ирландию я перебрался через два года после того, как он уехал в колледж. Он американец до мозга костей, чего не могу сказать о себе. Я всегда там чувствовал себя чужаком — может, оттого, что родители родом не из Штатов. Только и говорили, мечтали о том, как бы вернуться. Ну, я в конце концов и вернулся.
– А в Ирландии вам как? Чувствуете себя как дома? — спросила она, встретив его взгляд.
– Теперь уже да. Я вернул себе дом моих предков. Теперь лет сто буду его ремонтировать. Когда мне его продали, он на глазах рассыпа’лся. Кое-где и сейчас сыплется. Огромный старинный дом в стиле Палладио, построенный сэром Эдвардом Ловеттом Пирсом в начале восемнадцатого века. К несчастью, родители умерли задолго до того, как я выкупил дом, а Майкл считает это приобретение безумной затеей. — На каминной полке стояла фотография дома, О’Нил взял ее и протянул Хоуп. Действительно, особняк был очень большой, в классическом стиле, с массивной лестницей, ведущей к парадному входу, и двумя флигелями с колоннадой. На переднем плане был запечатлен Финн верхом на статном вороном коне. Одно слово — настоящий хозяин старинного имения.
