— Что ты делаешь? — спросила она, еще более взволнованно, чем прежде.
Его нежное прикосновение успокоило ее, он помассировал ее напряженные плечи.
— Я хочу быть уверен, что ни один из нас не пострадает, гатаки. Ты никогда прежде не испытывала оргазма, и понятия не имеешь, что он сделает с тобой.
— Это причинит боль?
Он рассмеялся и его большая, сильная рука обхватила ее грудь.
— Нет, это совсем не больно.
Она хотела поверить ему. Животное в ней не обнаружило лжи, и она расслабилась. Возможно Данте не был мужчиной, которого она выбрала бы первым, но он был достаточно нежным, чтобы успокоить ее человеческую часть.
Он лег рядом с ней так, чтобы можно было изучать ее тело. Он скользнул мозолистой рукой поверх ее груди, двинулся ниже так, что он мог играть с короткими завитками волос меж ее бедер.
Она стиснула зубы, когда огонь поглотил ее тело. Она страстно желала, чтобы рука двинулась ниже. Чтобы поглаживанием успокаивала обжигающую боль между ног, до тех пор пока к ней не вернется способность мыслить ясно.
— Скажи мне, о чем ты мечтаешь, Пандора, — тихо спросил он, пока его палец дразнил ее чувствительный бугорок.
Она облизнула губы, удовольствие охватило ее. Но он ничего не делал, чтобы погасить мучительную сладостно-горькую боль внутри нее.
Данте выдохнул обжигающий воздух на ее возбужденный сосок.
— Как Аркадианки принимают мужчину внутрь своего тела?
— Разве ты не знаешь?
Он передвинулся, оказавшись сверху. Она застонала от восхитительного ощущения его обнаженного тела, прижимающегося к ее. В этот момент ей захотелось увидеть его волосы распущенными.
— Распусти свои волосы, — попросила она.
Лента немедленно развязалась.
Среди Аркадиан редко можно было найти мужчину, так легко управляющегося со своими экстрасенсорными способностями. Они были обучены скрывать их, кроме тех случаев, когда они сражались со своими животными родственниками.
Данте похоже не был зациклен на этом, и она задалась вопросом, все ли Катагария такие, как он.
— Ты могущественный, не так ли? — спросила она.
Он кивнул, посмотрев на нее таким образом, что напомнил ей пантеру так сильно, что ей стало почти страшно.
Пандора внимательно наблюдала за его светлыми глазами, ища какой-нибудь признак того, что он ожесточился и навредит ей.
— Ты собираешься мучить меня?
Его улыбка стала опасной.
— До тех пор, пока ты не попросишь меня остановиться.
Данте подался вперед, так что он мог прижаться своей щекой к ее и насладиться ощущением нежной кожи. Она была совершенным удовольствием.
С людьми ему приходилось скрывать то, кем он был. Но Пандора точно знала, кем он был и, в отличие от женщины-Катагария, она не боролась с ним. Она отвечала на его ласки как человек. С удовольствием и невинным доверием.
Это было приятно и глубоко трогало незнакомые уголки его души.
Он хотел удовлетворить ее так, как не хотел удовлетворить, пожалуй, никого другого.
Опустившись вниз, он осторожно раскрыл нежные складки ее тела, так чтобы можно было глубоко коснуться ее.
Она закричала в экстазе.
Ее ответ восхитил его. Данте использовал свою силу, чтобы приглушить звуки, доносящиеся из комнаты, пока он поцелуями спускался к месту, где играючи двигалась его рука.
Пандора едва могла думать, когда она почувствовала, что Данте широко раздвинул ее ноги. Это было так, словно каждая частичка ее горела. Ее голова кружилась от удовольствия.
И тут она почувствовала самую невероятную вещь из всех — рот Данте, поддразнивающий ее. Зашипев, она откинула голову назад и выгнула спину, в то время как его язык дарил ей невероятное волшебство. Он погрузил средний палец глубоко внутрь нее, тогда как его язык продолжал исследовать каждую нежную складочку с такой тщательностью, что ослепляла своей основательностью.
Данте не мог отвести от нее глаз, он смотрел на ее голову, метавшуюся по подушке. Нет ничего, что мужчина его вида ценил бы больше, чем вкус оргазма девственницы.
Его род был известен убийствами за то, чтобы взять девственницу, и впервые в жизни он понимал это примитивное желание.
Это откровение потрясло его. Он всегда говорил себе, что женщина не стоит жизни другого мужчины-пантеры. Но когда он увидел ее невинную, беззастенчивую реакцию на свое прикосновение, он уже не был так уверен.
В ее ответе не было притворства. Она искренне реагировала на него. Открыто. И ему это нравилось.
Когда она достигла пика, выкрикивая его имя, он ощутил глубоко внутри себя нечто, раздувающееся от гордости и удовлетворения.
Данте все еще держал ее бедра, ожидая, что ему придется отпрыгнуть от нее.
Ему не нужно было делать это. Ей не хватало свирепых наклонностей его вида. Вместо того чтобы напасть на него, она оставалась в постели, задыхаясь и мурлыкая, позволяя в то же время ее продолжающемуся оргазму идти на убыль.
Пандора не была уверена в том, что только что с ней случилось. Это было невероятно. Великолепно. И это заставляло ее желать от него большего. Она еще чувствовала, как ее тело судорожно сжималось, так как Данте продолжал поглаживать и поддразнивать ее, пока она не обессилила.
Ее руки внезапно освободились, она потянулась вниз и запустила руки в его длинные, шелковистые волосы, пока он осторожно переворачивал ее на живот.
Данте слегка прикусил ее ягодицы.
— Что ты делаешь? — спросила она, когда он положил подушку под ее живот.
— Я собираюсь показать тебе, что значит чувствовать мужчину внутри себя, Пандора.
Она задрожала от эротической картины, появившейся в ее воображении — Данте вонзающийся в нее.
— Пожалуйста, не сломай мне шею.
Он отвел ее волосы в сторону и нежно поцеловал в затылок.
— Я никогда не сделаю тебе больно, гатаки.
Она вздрогнула от прошептанных слов.
Он приподнял ее ногу вверх, затем ввел себя глубоко внутрь нее. Пандора вскрикнула, когда он наполнил ее до отказа. Он был длинным и твердым и так глубоко, что она не могла сделать вдох.
Она никогда не чувствовала ничего похожего на то, как он наполнил ее внутри. На интимность его прикосновений к ней в таком месте, которого никто прежде не касался.
Более того, она почувствовала, как что-то разорвалось, и в тот же момент ее наполнила упоительная энергия. Каждый дюйм ее тела горел и гудел.
Данте стиснул зубы, когда наслаждение пронзило его. Он никогда не чувствовал ничего лучше ее плотного, влажного жара вокруг себя. Все, что он мог сделать, это не вонзаться в нее жестко и яростно, до полного удовлетворения.
