— Можно послать сообщение Белстеру О'Комели, — предложил Джуравиль. — Город слишком велик, и если мы станем просто бродить по улицам, то вряд ли можем рассчитывать наткнуться на Роджера или услышать что-нибудь о нем. А трактир Белстера в самом центре. Понемножечку, по крупице, глядишь, он и выяснит что-нибудь для нас.
— Да уж, в трактир все сплетни стекаются, — с надеждой сказала Пони.
— Я поговорю с Томасом Джинджервортом насчет курьера, которому можно доверять, — предложил Элбрайн.
— Никому нельзя доверять больше, чем мне, — заявила Пони.
Элбрайн остановился и закрыл глаза; понадобилось немало времени, чтобы справиться с охватившим его раздражением. Потом он медленно повернулся к Пони, не сводя с нее пристального, изумленного взгляда.
— Пойду найду Смотрителя, — торопливо сказал Джуравиль. — Мы с ним выясним, где поври, и сегодня же вечером сообщим вам.
С этими словами эльф исчез, оставив этих двоих разбираться между собой; впрочем, они вряд ли его слышали.
ГЛАВА 2 НАСЛЕДНИКИ ДЖОДЖОНАХА
— Есть несколько братьев, которые в самое ближайшее время могут быть переведены в ранг послушников, — сказал отец-настоятель Далеберт Маркворт, неслышно подойдя сзади к брату Браумину Херду.
Они стояли на стене аббатства Санта-Мер-Абель, высоко над холодными водами залива Всех Святых.
Браумин от испуга даже подскочил и повернулся к отцу-настоятелю. У Маркворта были редкие, истончившиеся серебряные волосы, но сегодня он чисто выбрил голову, и это заметно изменило его облик. Уши выглядели крупнее, а застывшее лицо напоминало белую маску. Вглядываясь в это иссохшее лицо, молодой монах заметил искорки — злые? насмешливые? — в обычно безжизненных глазах. И каким бесконечно старым он выглядел!
Тем не менее в последнее время отца Маркворта окружала несомненная аура силы. Браумину казалось, что он даже стал выше и уж точно держался прямее, чем прежде. Двигался он не по возрасту энергично, и Браумин знал, что все мысли о скорой смерти старого негодяя были бы пустой надеждой. Испуг от неожиданного появления Маркворта прошел, но молодой монах по-прежнему не сводил с него взгляда, удивляясь, с какой стати старик поднялся на стену, где гулял пронзительный ветер. Брат Браумин Херд, известный своей дружбой с казненным еретиком Джоджонахом, совершенно очевидно не принадлежал к числу любимцев отца-настоятеля.
— Несколько, — повторил Маркворт, так и не дождавшись ответа от молодого монаха. — И вполне возможно, кое-кто из братьев постарше воспримет их как соперников в борьбе за вакансии, освободившиеся после перевода в Палмарис Маркало Де'Уннеро и смерти еретика Джоджонаха.
Убийства, ты имеешь в виду, мысленно поправил его брат Браумин. Это произошло три недели назад, в середине калембра, одиннадцатого месяца года, когда зима только начала наступление. В Санта-Мер-Абель была созвана Коллегия аббатов, и отец Маркворт, как и следовало ожидать, использовал эту возможность, чтобы добиться официального объявления Эвелина Десбриса еретиком и преступником. Магистр Джоджонах, наставник и друг Браумина, выступил против Маркворта. Он заявил, что, хотя Эвелин выказал открытое неповиновение церкви и бежал, прихватив с собой камни, он был святым человеком и уж никак не еретиком, а если тут кто и еретик, то это Далеберт Маркворт, искажающий церковную доктрину в интересах сил зла.
В то же самое утро магистра Джоджонаха сожгли на костре.
И брат Браумин, поклявшийся своему дорогому наставнику не вмешиваться, беспомощно наблюдал, как сначала пытали, а потом убили его друга.
— Ты заметил, что подготовка к приему новых учеников уже ведется? — спросил Маркворт. — Может показаться, что она началась слишком рано, но если зима в этом году выдастся суровая, то будет трудно даже выйти во двор, чтобы прогнать новичков через Строй Добровольного Страдания.
— Да, отец-настоятель, — механически ответил Браумин.
— Хорошо, сын мой, хорошо. — В голосе Маркворта послышались снисходительные нотки. Он похлопал молодого монаха по плечу — холодным, чисто формальным жестом. — В тебе заложен огромный потенциал, сын мой. При соответствующем руководстве ты сможешь занять место магистра Де'Уннеро, а брат Фрэнсис заменит проклятого Джоджонаха.
Стиснув зубы, Браумин сумел промолчать, хотя у него вызывала отвращение сама мысль о том, что брат Фрэнсис Деллакорт, мягкотелый интриган, лакейская душонка, займет место его любимого Джоджонаха.
Стараясь скрыть усмешку, но не слишком преуспев в этом, отец Маркворт ретировался. Молодой монах не сомневался, что отец-настоятель намекал на возможность получения им звания магистра. Этот титул, которого многие домогались, под пятой Маркворта открывал мало практических возможностей и был скорее почетным. Зато если бы Браумин получил его, это позволило бы отцу-настоятелю подавить любые вспышки недовольства внутри церкви Абеля. Многие аббаты и магистры с уважением относились к Джоджонаху. Внезапность и жестокость, с которыми Маркворт и аббат Джеховит из Сент-Хонса обвинили, вынесли приговор и казнили его, застали врасплох всех и огорчили очень многих. Конечно, те, кто даже хотел бы запротестовать, помалкивали просто из страха — Маркворт и Джеховит в качестве орудия убийства использовали солдат Бригады Непобедимых, элитной охраны самого короля. К тому же никто не осмелился выступить против отца-настоятеля ордена Абеля прямо в его родном аббатстве Санта-Мер-Абель, величайшей крепости мира.
Теперь Маркворт прикладывал все усилия, чтобы подвести аргументированную базу под свои тогдашние действия. Он добился объявления Эвелина вне закона, но применение такой же меры к Джоджонаху могло встретить возражения. Возведение в ранг магистра брата Браумина Херда, известного как протеже Джоджонаха, могло бы утихомирить недовольных.
Однако, даже понимая все это, Браумин должен был принять новое назначение, связанный той же клятвой, которая заставила молодого монаха промолчать, когда его дорогого друга сжигали заживо.
Он стоял, пристально глядя на неспокойное море внизу. Каким маленьким чувствовал себя Браумин по сравнению с могущественной природой, каким жалким по сравнению с силой интригана Далеберта Маркворта.
Потирая руки, отец Маркворт вернулся в аббатство. По обращенным к заливу коридорам, где были открыты все окна, гулял холодный ветер. Вообще-то его это мало волновало. Сегодня у него было благодушное настроение; в какой-то степени он был даже искренен с братом Браумином Хердом. Со времени Коллегии аббатов весь мир для него как будто окрасился в новые, яркие тона; он избавился от Джоджонаха, он добился объявления Эвелина еретиком. В документе, обвиняющем последнего, содержался намек на то, что Эвелин и Джоджонах плели нити заговора еще до того, как Эвелин отправился на Пиманиникуит собирать священные камни. Чего еще можно было желать? Только одного: возвращения украденных камней. Если он сможет сделать это, то в анналах церкви Абеля его имя будет упоминаться как одно из самых уважаемых; и если нет, теперь никто не посмеет осуждать его.
