Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
– Его что – убили? – выпалил Мещерский.
– Понятия не имею. Меня это не касается. Меня мой босс Чугунов попросил слетать в Прагу и сопроводить гроб с телом через границу на Украину. И семью его тоже сопроводить – жену и сына-малолетку. Быть там с ними во время похорон, исполняя роль телохранителя.
– Во время похорон? А почему хоронить его хотят на Украине? Он же здесь у нас был… жил…
– Был здесь. А хоронить будут на Украине. Там сложности какие-то возникли с пересечением российской границы.
– Сложности? Для кого? Для покойника?
– Серега, умолкни. Тебе-то что? Ну скажи, что тебе? Я ведь еду, не ты.
Вот так и получилось, так и вышло, что в Прагу они полетели вместе. Благо у Мещерского виза была еще не просрочена. А что было делать – оставить друга детства после ссоры с женой в одиночестве исполнять обязанности какой-то там добровольной похоронной команды? В Праге? Да еще при таких странных, если не сказать темных обстоятельствах?
– Он, этот Шагарин покойный, политикой активно за границей занимался? – любопытствовал Мещерский в самолете. – Газеты про него писали, что…
– Дозанимался он своей политикой, – буркнул Кравченко. – Достукался.
– Ты думаешь, это политическое убийство?
– Да какая нам с тобой разница-то?
– А вообще при каких обстоятельствах он умер?
– А я откуда знаю?
– А разве твой босс тебе не сказал?
– Нет. По-моему, Серега, он и сам ни хрена толком не знает.
– А его-то вообще какое дело, он разве дружил с этим Шагариным?
– Особо-то нет, у них даже в начале девяностых конфликт вышел за топливный концерн, но… Чугунов мой хорошо знал отца его жены, Елены Андреевны, работали они вместе когда-то. Потом, это ж похороны, о мертвых либо ничего, либо… Ну а он у меня с возрастом вроде того… на мир смотрит мягче, мне все втолковывает – смерть, она, мол, всех по одному ранжиру равняет. А там ситуация сложилась дрянь – Шагарин умер, сюда, в Москву, его везти не хотят, с похоронами что-то все никак не уладится. Там женщина одна – вдова, мальчишка, сын его. Ну, Чугунов и решил – в такой ситуации надо помочь.
– Собрату-олигарху? Я не пойму – как это вдова там одна? Они ж богаты как шейхи, у них там, наверное, охраны, прислуги тьма.
– Это у него в Англии было тьма, а в Праге… Я так понял – в последний год вокруг него не больно-то много народа крутилось. Опасно стало, стремно. Его вот-вот выдать могли как уголовного преступника, поди потом отмой репутацию, коли уж ты с таким человеком дело имел.
– Значит, это все из-за политики, да? – спросил Мещерский. – Черт, Вадик, а тебе-то что в этом?
– Мне плевать с тридцать пятого этажа. Но мой босс мне поручил, и я сделаю. Он мне за это деньги платит, между прочим.
– И как же ты… как мы с тобой повезем этот гроб с телом через украинскую границу?
– Да легко. Как «груз 200», или как там его – цинковый номер?
Вот такой разговор происходил в самолете чешских авиалиний, когда они летели над Карпатами. Мещерский в тот момент не спрашивал друга детства лишь об одном – знает ли об этом вояже в Прагу Катя. Он и так знал, что она не знает. Кравченко из Шереметьева ей так и не позвонил. Мещерский позвонил Кате сам уже из пражского отеля: так, мол, и так, мы с Вадиком решили немного проветриться здесь, пивка попить. «Да ради бога, пейте, хоть лопните, мне-то что», – ответила Катя. Мещерскому, правда, почудилось, что она украдкой всхлипывает.
В общем, сложно все было на семейном фронте. И вообще в жизни. А тут еще эти немцы – идеалисты хреновы за соседним столом. Эти часы Староместской площади, каждые четверть часа напоминающие о том, кто на самом-то деле там, наверху, звонит в колокол. По правде говоря, вопрос прежде всегда стоял «по ком он звонит» – этот самый похоронный колокол. По ком? На этот раз – по олигарху Петру Петровичу Шагарину, состоявшему везде, даже в Англии, в жесткой оппозиции к власти?
– Не пора нам к ним на виллу? – снова спросил Мещерский. Ему внезапно захотелось, чтобы все это поскорее закончилось: Прага, вилла, формальности пограничного порядка, сопровождение тела, положение во гроб, траурный марш. Эх, жизнь, чего ж ты так с нами, а? Ведь были же и мы… «Был же и я когда-то счастлив, жил в плену у ангелов, ходил на вурдалаков»… О боже, а это еще откуда вылезло, из каких потаенных углов? Он снова закрыл на мгновение глаза – черт, и правда ничего нет вне меня. Совсем. И колокол не звонит.
– Мне все же кажется, что это было убийство, Вадик, – сказал он громко. – А вот политическое или по каким-то другим мотивам…
Немцы-идеалисты за соседним столиком расплатились и шумно задвигали стульями. Мещерский невольно им позавидовал – здоровые, пивом налитые под завязку. Сейчас вот небось двинут на Карлов мост с девицами знакомиться, а потом куда-нибудь в бар или в стрип-клуб на всю ночь. А у них с другом Вадиком гробовое поручение. А дома в Москве плачущая Катя и вообще…
– Я говорю, лично мне кажется, это не что иное, как убийство. А здешняя медицина вскрытие проводила? Возможно, это был какой-то сильнодействующий яд вроде рецина, – повторил он громко свою догадку, ожидая реакции Кравченко.
Ее не последовало. Кравченко хмуро пил свое пиво, которое адски горчило в этот дивный пражский вечер. На Староместской площади, стараясь передудеть друг друга, заиграло сразу два духовых оркестра.
Глава 4ДЕТИ СВЯЩЕННИКА
В тренажерном зале был погашен верхний свет – косые лучи закатного солнца пронзали узкие горизонтальные окна, прорезанные под самым потолком, рассеиваясь по белым японским татами золотистой пылью. Павел Арсеньевич Шерлинг в синем хлопковом кимоно закончил тренировку – вот уже месяц, как он осваивал приемы кен-до. До этого была подготовительная стадия карате-до, а перед этим китайская гимнастика ушу. Павел Шерлинг – известный и модный в прошлом в столице адвокат, потом советник по юридическим вопросам, а ныне душеприказчик Петра Петровича Шагарина, в плане восточных единоборств и философии был натурой пылкой и увлекающейся.
Тренажерный зал в японском стиле с примыкающей к нему японской же баней был оборудован им в его загородном доме в Подмосковье на Новорижском шоссе. Все здесь радовало глаз «ваби» – простотой, неброскостью, функциональным своим назначением – светлая сосна стен, коричневый лак пола, белые хлопковые татами, с которых горничные по утрам сдували каждую пылинку. Жена Павла Шерлинга Лидия Антоновна «японщиной» не болела, предпочитала заниматься йогой и фитнесом в плохую погоду на застекленной террасе, оборудованной под оранжерею, а в хорошую – на свежем воздухе. Жена следила за собой всегда, и Павел Шерлинг уважал ее за это. Они прожили вместе двадцать лет, имели взрослую дочь Машу. Но сами еще, к счастью, были относительно молоды, потому что поженились очень рано.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
