«Мекку, – говорит Буркхардт, – мы вправе назвать красивым городом. Улицы ее шире, чем в других восточных городах. Дома высокие, каменные; благодаря многочисленным окнам, выходящим на улицу, у города более оживленный и более европейский вид, чем у городов Сирии и Египта, где в домах по наружному фасаду редко пробивают окна. На каждом доме есть терраса, побеленный пол которой имеет слабый скат, чтобы вода по желобам стекала на улицу. На этих площадках, скрытых за невысокими толстыми стенками, по общему на Востоке правилу не подобает показываться мужчине, так как его могли бы обвинить в подглядывании за женщинами, большую часть своего времени проводящими на террасе дома. Они сушат там зерно, развешивают белье и занимаются другими домашними делами. Единственная общественная площадь в городе – просторный двор Большой мечети. Деревьев мало, ни один сад не радует взора, и город оживляется лишь при появлении паломников. Тогда повсюду возникают многочисленные лавчонки, полные товаров. За исключением четырех – пяти просторных домов, принадлежащих шерифу, двух медрессе, то есть училищ, теперь превращенных в склады зерна, и мечети со школами при ней и несколькими пристройками, Мекка не может похвастать больше ни одним общественным зданием и в этом отношении уступает даже другим восточным городам той же величины».
Улицы в городе немощеные, а так как о сточных канавах там нет и помина, то повсюду неописуемая грязь и везде стоят мутные лужи.
Воды ждать можно только с неба, и ее собирают в цистерны. Колодезная вода так солона, что пить ее невозможно.
«В самом широком месте долины, в середине города высится мечеть, называемая Бейтуллах или Эль Харам. В других городах Востока есть мечети почти такие же большие и притом гораздо красивее, а эта примечательна лишь тем, что в ее ограде находится Кааба».[34]
Мечеть стоит на вытянутой в длину площади, которая окружена колоннадой. С восточной стороны колонны поставлены в четыре ряда, с других сторон – в три. Колонны соединены между собой стрельчатыми аркадами. Каждые четыре колонны накрыты небольшим куполом, обмазанным известкой и побеленным снаружи. Некоторые колонны из белого мрамора, иные из гранита или порфира, но большинство из обыкновенного камня с окрестных гор.
Сама Кааба так часто разрушалась и восстанавливалась, что от седой древности в ней не осталось и следа. Но она существовала раньше мечети, двор которой окружает ее сейчас.
«Кааба стоит, – говорит путешественник, – на наклонно сложенном фундаменте фута в два вышиною. Так как крыша плоская, Кааба кажется издали правильным кубом. Единственная дверь, через которую входят и которую открывают два – три раза в год, устроена с северной стороны на высоте почти семи футов над землей. Поэтому туда можно попасть только по деревянной лестнице. В северо-восточном углу Каабы, у двери на высоте четырех – пяти футов вмазан в стену знаменитый «черный камень», образующий часть угла здания. Очень трудно точно установить, что это за камень. Поверхность его стерлась от поцелуев и прикосновений миллионов паломников. Стены Каабы закрыты снаружи огромным куском черной шелковой ткани, доходящим до самой крыши. Это покрывало или занавес называется «кесуа» и ежегодно обновляется во время паломничества. Его привозят из Каира, где оно изготовляется за счет повелителя правоверных» (То есть турецкого султана. (Прим. перев. )).
Буркхардт дает первое по времени и достаточно подробное описание Мекки и ее святилища. Поэтому мы сочли нужным привести здесь выдержки из подлинного отчета. Число выдержек можно было бы умножить, так как в отчете приведены самые обстоятельные сведения о других достопримечательностях: о священных колодцах, под названием Земзем (вода из них считается верным средством от всех болезней), о Вратах Спасения, о здании Макам-Ибрагим, заключающем камень, на котором стоял Авраам,[35]когда он строил Каабу, и который сохранил отпечаток его колен, а также о других строениях внутри храмовой стены.
С тех пор, как Буркхардт сделал свое точное и полное описание, в Мекке ничего не изменилось. И теперь там то же стечение паломников, тянущих те же песнопения. Изменились только люди.
Рассказав о празднествах и о священных восторгах правоверных, Буркхардт самыми мрачными красками изображает последствия этого стечения людей, собирающихся со всех концов света.
«С приходом верующих, которые заканчивают здесь свое паломничество, вид мечети совершенно преображается, -говорит он. -Ослабевшие от тягот путешествия люди болеют и умирают из-за того, что «ирам» плохо защищает их от непогоды, а также из-за нездоровых жилищ в Мекке и от слишком скудной пищи, а подчас и полного отсутствия съестного. Поэтому в храме скапливается много трупов, принесенных, чтобы имам прочел над ними молитвы, и больных, которых по их просьбе приводят туда. Многие из них, когда подходит смертный час, просят положить их под колоннадой, чтобы они могли исцелиться видом Каабы или по крайней мере найти утешение в сознании, что испускают дух в священных стенах. Иные несчастные исхудалые паломники, истерзанные болезнями и голодом, ползут вдоль колоннады, а когда у них не остается сил протягивать к проходящим руку, ставят около своей подстилки чашку для подаяния в надежде на милосердие проходящих. Чувствуя приближение конца, они заворачиваются в свои лохмотья, и часто минует целый день, прежде чем кто-либо заметит, что они мертвы».
Закончим свои выписки из отчета Буркхардта о Мекке его оценкой жителей этого города.
«Хотя жители Мекки и отличаются большими достоинствами, хотя они приветливы, гостеприимны, веселы и горды, они в то же время у всех на виду нарушают предписания корана – пьют, играют и курят. Обман и вероломство перестали считаться преступлением у жителей Мекки; отлично зная, что их пороки вызывают сплетни, всякий из них сам громит порчу нравов, но никто не подает примера к исправлению».
15 января 1815 года Буркхардт покинул Мекку, пристав к небольшому каравану паломников, направлявшихся к могиле пророка. Путешествие в Медину, так же как и переход из Джидды в Мекку, совершается ночью, что затрудняет задачу наблюдателя, а зимой и менее удобно, чем если бы оно совершалось при дневном свете. Надо пересечь долину, поросшую кустарником и финиковыми пальмами. Местность в восточном конце ее хорошо обработана и носит название Вади-Фатме или просто Эль-Вади. Немного дальше лежит долина Эль-Зафра, знаменитая насаждениями финиковых пальм и базаром, на который стекаются все соседние племена.
«Рощи финиковых пальм, – говорит путешественник, – тянутся почти на четыре мили. Они принадлежат жителям Зафры и окрестным бедуинам, которые посылают сюда батраков из числа своих сородичей, чтобы те занимались поливкой, а сами приходят, когда финики уже поспевают. Финиковые пальмы являются предметом торговли, переходят из рук в руки и их продают поштучно. Выкуп, уплачиваемый отцу невесты, часто равняется трем пальмам. Их сажают глубоко в песок, который привозят из средней части долины и насыпают кучей вокруг корней. Кучу надо ежегодно восстанавливать, так как бурные потоки воды уносят песок. Каждый садик окружен глиняной или каменной стеной. Крестьяне живут в многочисленных деревушках или в отдельно стоящих домах, разбросанных среди деревьев. В роще около рынка бьет главный источник. Рядом высится небольшая мечеть, скрываясь в тени высоких каштанов, каких я не видел нигде в Хиджазе…»
