Тут Тим вышел вперед и обнаружил свое присутствие.
— Это мог бы сделать Фил. Все лошади его обожают.
— Джон, это Тим Гроув, наш главный конюх. Фил — его сын. И заодно начинающий жокей. — На первых порах этого будет достаточно, подумала Делла. — Он научился ездить верхом раньше, чем ходить.
— Нужно подумать. У него наверняка есть расписание выступлений. А до кубка Мельбурна всего две недели.
— Ради Гринов он сделает все, — сказал Тим. — И будет в вашем распоряжении когда угодно и сколько угодно.
— Отлично.
— Спасибо, Тим.
— Тогда я пошел работать.
Конюх ушел, оставив их наедине.
— Что дальше? — спросила Делла.
— Сделаем перерыв и начнем в девять. И будем повторять попытки каждый час, пока не добьемся успеха.
— Он устанет.
— Именно это и требуется. Нужно, чтобы Бест израсходовал энергию. После этого он сможет сосредоточиться на мне.
— Он уже сосредоточился на вас.
— Этого недостаточно. Я хочу пробудить в нем любопытство.
— Кажется, «Бест-бой» уже сделал свое дело, — насмешливо сказала она.
— Я сам открыл этот способ.
Его улыбка заставила Деллу затаить дыхание. Она резко отвернулась от валлийца и пошла к дому.
…В девять часов Джон по-прежнему сидел на стуле, но уже без газеты. Он принес с собой плеер, который играл валлийские мелодии. Бест бил копытами, но его открытая враждебность исчезла.
В десять стула на прежнем месте не было. Джон стоял в центре паддока. Бест подозрительно посмотрел на него и сделал попытку напасть. Джон негромко поговорил с ним и не сдвинулся с места. Он посмотрел Бесту в глаза и заставил лошадь отвести взгляд.
В одиннадцать Бест перестал бегать к Делле за защитой, а Джон начал ходить по паддоку, не обращая на жеребца никакого внимания.
В три часа гнедой попался на удочку и пошел за ним.
Делла не поверила своим глазам.
Джон ни разу не попытался приблизиться к лошади или прикоснуться к ней. Все сделали язык жестов и медоточивый голос.
— Думаю, на сегодня достаточно. Вы согласны? — спросил он, когда Делла снова увела гнедого в стойло.
— Да, — сказала она. — Честно говоря, я в шоке.
— Значит, договорились?
Вспомнив, что она обещала принять решение позже, Делла кивнула.
— Треть приза за первое место в кубке Мельбурна.
Джон протянул руку для пожатия, но Дела попятилась. Если она не будет осторожна, этот валлиец очарует и ее.
Человек, спрятавшийся в кроне дерева, опустил бинокль и взял мобильник. Номер был уже введен в память. После двух гудков нетерпеливый голос ответил:
— Да?
— Возникли сложности.
— Какие?
— Он еще не надел на лошадь уздечку. Но она его подпустила. Это дело времени. Нескольких дней. Может быть, меньше.
Было известно, что Джон Фаулер обладает некоей магией и пускает ее в ход в трудных случаях. Эту телепатическую связь с животными он унаследовал от своей бабки. По крайней мере, ходила такая сплетня. Сам Фаулер говорил лишь о том, что успехом он обязан тяжелой работе.
— Вы знаете, что нужно делать! — последовал резкий ответ. — Больше никаких отсрочек!
— Торопиться нельзя. Днем здесь слишком много людей! — возразил он, пытаясь выиграть время. — А ночью всюду включают систему охранной сигнализации. — Он вслушивался в треск, которым обычно сопровождается связь по сотовому телефону, и обливался потом.
— Значит, вам придется удвоить осторожность, чтобы не быть пойманным на месте преступления. Но я не шучу. Не вздумайте подвести меня, если хотите быть здоровым и свободным.
Человек дал отбой.
Угрозы… Он ненавидел их почти так же, как самого себя за то, что ввязался в это дело.
Фаулер не взял с собой смокинг. Он отказывался носить то, что стало для него символом двух понапрасну потерянных лет, когда он плясал под дудку женщины, для которой соблюдение внешних приличий было всем на свете. И для которой, как в конце концов выяснилось, он сам ничего не значил.
Плевать он хотел на этикет. Сейчас он танцевал только под свою собственную дудку.
И хотя светло-серый шелковый костюм с угольно-черной рубашкой большинство посетителей светского приема у Одри Смит сочли бы неприемлемым, Фаулеру не было до этого никакого дела.
Он спустился в вестибюль, где его уже ждала Делла. Следовало отдать этой женщине должное: она и глазом не моргнула, увидев его неподобающий наряд.
— Бабушка кое-что забыла, — рассеянно сказала Делла. — Она будет готова через минуту.
Она явно думала о чем-то другом. Очевидно, нервничала из-за того, что ее небольшое увечье увидят люди.
Но беспокоиться ей не о чем. Эта женщина изящна от природы. Туфли без каблука и трость, являвшиеся последствиями увечья, от которого она еще не оправилась, не мешали Делле выглядеть грациозно и элегантно. Высокая прическа с локонами, обрамлявшими лицо; простое платье, облегавшее ее соблазнительные формы; неброская косметика, подчеркивавшая пухлые губы и высокие скулы…
Глядя в ее широко расставленные янтарные глаза, Джон представлял себе, что держит ее в объятиях и кружит в вальсе. Чувствует биение ее сердца.
Ощутив его пристальный взгляд, Делла тут же выпустила иголки.
— Что? Если хотите что-то сказать, то выкладывайте!
Джон понял, что вечер его ждет не из легких. Он повел себя так же, как несколькими Часами раньше с Бестом: выпрямился и посмотрел ей в глаза.
— Я подумал, что вы великолепно выглядите и, несомненно, посрамите хозяйку дома.
Эти слова заставили ее покраснеть. Так же, как Бест, она отпрянула и посмотрела куда-то вдаль. Потом прошла мимо него, остановилась у столика в углу вестибюля и стала сортировать почту, хотя Джон знал, что она это уже делала.
Делла стояла, решительно повернувшись к нему спиной, и Джон снова вспомнил поведение Беста.
Он готов был и смеяться и плакать. Эта женщина была настроена воинственно и одновременно не уверена в себе. Впрочем, она не всегда была такой. Как и Бест. Что же с ней случилось? Почему она бросается в атаку, даже не зная, что у него на уме?
Нужно попробовать другой способ, подумал он, вспомнив поток эмоций, который он почувствовал, следя за Деллой накануне. Он сконцентрировался, но ничего не смог ощутить. Для этого требуется прикосновение.
Если бы Джон прикоснулся к ней, он сумел бы пробить брешь в стене, которой окружила себя эта женщина. Но установить физический контакт силой невозможно. Это только увеличит антагонизм.
