— Я постараюсь помирить вас, — пообещала она.
— Это в твоем духе, — шепнул он, и теплое чувство, с которым он произнес эти слова, вызвало у Глэдис непроизвольную дрожь. — Ты всегда беспокоишься о других, защищаешь слабых, заботишься о больных…
Свободной рукой Коул убрал с ее лба выбившиеся кудряшки смоляных волос, и она всем телом ощутила его близость. Голова Глэдис запрокинулась, губы с готовностью раскрылись, ожидая поцелуя, и тут она с ужасом осознала, что ведет себя как доступная женщина.
— Я… — Девушка облизала языком пересохшие губы и сжалась, вспыхнув под его горящим взглядом, устремленным на ее бедра, обтянутые коротенькой юбчонкой, из которой она давно выросла. — Ничего во мне нет особенного, — наконец удалось выговорить ей. — Многие люди сочувствуют чужим бедам и помогают бездомным животным.
Только бы Коул не дотрагивался до нее! Глэдис чуть не задохнулась, когда он кончиком пальца коснулся мочки ее уха. Ей все труднее становилось сохранять внешнее хладнокровие.
— Вспомни, ты ведь тоже вставал на мою защиту, когда меня обижали! — напомнила она.
— Ты была похожа на раненую птичку, — тихо пробормотал он.
То, о чем говорили его глаза, возбуждало Глэдис, но отвести взгляд она была не в силах.
Его ладонь легла ей на шею, и в глубине ее лона стало жарко и влажно. Что-то странное творилось с ней! Голос ее стал хриплым, словно она нарочно пыталась соблазнить Коула, и она не могла ничего изменить.
— Потом ты делал те к-клетки для… — Глэдис отчаянно старалась скрыть, какое действие оказывает на нее его взгляд, — моих больных животных, — почти не дыша, закончила она фразу.
Повисло долгое молчание. Коул неотрывно смотрел в ее глаза. Голова у Глэдис закружилась еще сильнее, глаза закрылись, и она качнулась к нему, но тут же опомнилась и стыдливо отпрянула, ощутив болезненное прикосновение набухших сосков к натянутой ткани платья.
— Глэдис, я уверен, что мне никогда не найти другой женщины, такой же чудесной, доброй и красивой, как ты. — Его низкий голос звучал так страстно, что ее опять словно током пронзило.
Постепенно до Глэдис дошел смысл этих слов.
— Да что ты! Я же вовсе не красива!
На лице Коула промелькнула обезоруживающе нежная улыбка.
— Неправда. Ты была красивой еще в детстве, когда твои косички и торчали, словно свиные хвостики, а на носу сидели очки, — сказал он.
— А, теперь понимаю, ты просто насмехаешься… — обиженно пробормотала Глэдис.
— Ничего подобного! — горячо возразил Коул. — Ты была прекрасна, потому что любила все живое. Но теперь… когда я гляжу на тебя, у меня просто дух захватывает, — тихо произнес он.
Сердце Глэдис кувыркалось в груди, щеки горели. Никогда еще она не видела у Коула такого выражения глаз. В каком-то сонном чувственном оцепенении он изучал ее округлившиеся глаза, пухлые губы…
Не может быть! Он считает ее привлекательной! Даже желанной! Разве могла она об этом мечтать?!
Глэдис впервые почувствовала себя женщиной.
— Коул! — У нее даже тембр голоса изменился.
Ей захотелось ощутить его объятия, и глаза ее красноречиво говорили об этом. Повинуясь этому немому призыву, Коул обнял ее за худенькие плечи и притянул к себе. Глэдис блаженно закрыла глаза и подняла к нему лицо, дрожа от страсти.
— Я хочу целовать тебя всю! Любить тебя всю ночь!
Их губы слились в поцелуе…
Глэдис замерла над тортом. Руки ее тряслись. Всю жизнь она будет помнить тот взрыв желания и всю жизнь будет сожалеть о том, что сделала потом…
Ей хотелось сорвать с себя одежду и отдаться Коулу прямо здесь, на лестнице, но, видимо, капля разума еще теплилась в ее воспаленном мозгу, и она сделала единственное, на что еще была способна.
Глэдис хотелось выглядеть в глазах более взрослого Коула не девочкой из захолустья, которая растаяла от первого же поцелуя, а эдакой умудренной житейским опытом женщиной. Вспомнив о героине фильма, который недавно смотрела, она гордо произнесла:
— Остановись! Я не собираюсь заходить так далеко, пока у меня на пальце нет обручального кольца!
В фильме героиня удалялась, оставляя героя рвать на себе волосы. Но то было на экране, а сейчас, в реальной жизни, Глэдис безумно жаждала поцелуев Коула, и глаза выдавали ее.
— Просто поцелуй меня, Коул, и больше ничего! — охрипшим голосом попросила она.
— Нет, — резко ответил он, не отрывая горящих глаз от ее призывно полуоткрытых губ. — Поцелуев мне недостаточно, Глэдис.
И в доказательство своих слов он провел ладонью по ее разгоряченному телу. Ответное желание забурлило в ней.
Глэдис испугалась, что вот-вот окончательно потеряет голову, и отпрянула.
Да это же просто похоть, твердила она себе. Мать не зря предупреждала, что Коул и Джерри, возможно, попытаются совратить ее, и призывала помнить, что для них она всегда будет только объектом для секса. Любви здесь быть не может, потому что она им не ровня; ни один Лиммерикс никогда не женится на внебрачной дочери экономки.
Глэдис сделала глубокий вдох и послушалась отрезвляющего голоса рассудка.
— Коул, мне нужно больше, чем ты можешь дать, — сказала она. — Ты не для меня. — Она гордо подняла голову и посмотрела ему в глаза.
Он застыл, словно получив пощечину.
Подобрав с полу вещи, Глэдис прошла в комнату и закрыла за собой дверь. Там она бросилась на постель и выплакала свою боль, заглушая рыдания подушкой.
Она уже успела понять, как дорог ей Коул, но отныне обречена была сдерживать свои чувства.
Сжавшись в комочек, она пролежала без сна всю ночь. На рассвете у ее двери послышались шумные шаги Джерри.
Без сомнения, он пьян, подумала Глэдис. С ним это случалось все чаще. Сейчас он разбудит Коула, и произойдет еще одна ссора.
Она тихонько вышла из комнаты и прижала палец к губам.
— Тсс!
— Ты-то мне и нужна! — радостно заорал Джерри и, качаясь, пошел на Глэдис, тесня в комнату, пока она не упала навзничь на постель.
Навалившись сверху, он принялся стягивать с нее ночную рубашку, а она беспомощно сопротивлялась.
Когда Глэдис попыталась что-то сказать, он закрыл ей рот мерзким слюнявым поцелуем, а потом стал щекотать. Она извивалась как угорь и истерически хихикала, хотя в душе ее закипали страх и обида.
Джерри смеялся и щекотал ее все сильнее. Она уже задыхалась от беззвучного смеха, когда вдруг зажегся свет. Глаза девушки расширились от ужаса, а Джерри довольно ухмыльнулся.
Взгляд Коула был таким, что она готова была провалиться сквозь землю, но к чувству стыда примешивался страх, что он сейчас вцепится брату в горло.
