Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
Сон сморил меня окончательно. Мелькнули потемневшие избы деревеньки в Гомельской области, окрашенная серебрянкой оградка фронтовой могилы. Сашкин родной отец, Керим Алиев, очень просил навестить его брата. Жалел, что того похоронили не по мусульманскому обряду. Но и то хорошо, что местные жители тщательно ухаживают за могилой. Они часто приходят туда посидеть, для чего поставили скамеечки. Как сказали нам в деревне, этого парня живым фашисты бросили под танк.
И с фотографии на обелиске с красной звездой на нас смотрел тот же Сашка, только в старой военной форме. Третьей такой копией был, к сожалению, бандит Али Мамедов. Лежащий в земле Герой Советского Союза приходился им обоим родным дядей. Мы положили к обелиску свои цветы, хотя там и так было много букетов. Полевые цветы, вперемешку с садовыми, образовывали настоящий живой ковёр. И Сашка сфотографировал могилу, чтобы показать снимок своему отцу.
Потом мы гуляли в поле, перелезали через коряги, исследуя места сражений второй мировой войны. Из-под резиновых сапог сочилась жижа, и дышать было тяжело. Мы молча сидели на бревне, смотрели на аистов. Их гнёзда встречались в каждом дворе. Белые птицы и сейчас незримо присутствовали рядом, парили над Финским заливом. Они ведь всегда живут у воды…
Я с трудом подняла веки — так разомлела на осеннем солнышке. Песок вдоль залива прибил утренний ливень. Тут мой покой бесцеремонно нарушили. Сзади посыпались камешки, зашуршали шаги. Я обернулась и увидела уборщицу из агентства, которую Андрей называл мадам Ульянова.
Потная, медно-седая, в синем халате и с ведром в руке, она спустилась к заливу. Широко улыбнулась редкими зубами, а потом указала на сои резиновые сапоги.
— Вот, помыть хочу. Тепло, как летом!
Уборщица из-под руки посмотрела в сторону Васильевского острова.
— Когда вы из кабинета ушли, опять Аверин звонил. Света назвала расценки, как условились. Аверин так разорался — даже мне слышно было. Рассвирепел и потребовал директора к телефону…
В узкие, зелёно-карие глаза мадам Ульяновой светило солнце. Накрашенные морковной помадой губы вздрагивали, растягивались, шевелились.
— Света на него переключила, а тут уже товарищи из ГАИ подъехали. Так Аверин шефу: «Рвач, подонок, совесть надо иметь! Готов с людей последнюю рубашку снять!» Потом вообще на «ты» перешёл, профессор-то этот! «Думаешь, управы на тебя нет?» Андрей Георгиевич только и сказал: «Я вас услышал». И положил трубку. Но мы-то со Светом видим, как ему обидно. Всё лицо набок… Света Аверину пригрозила в суд подать. Говорит, что у нас все разговоры записываются. Тот сразу трубку — бряк!
— Козёл! — сказала я и поднялась на ноги.
Что делать? Идти к Озирскому? Успокаивать? Нет, не получится — у него посетители. Схожу к заливу вместе с мадам Ульяновой. А то слишком засиделась. Ноги отекли, и в голове шумит.
— Сколько тины за ночь нанесло! Вчера ещё не было, — удивилась уборщица, оглядываясь по сторонам. Чайки орали прямо над нашими головами.
— Ливень был. И шторм, наверное.
Я остановилась у самой кромки воды. Действительно. На сером песке громоздилась куча вонючих водорослей. Мне захотелось опустить руки в прохладную прозрачную воду. Мадам Ульянова шлёпала по мелководью — вкось, боком. Чем-то она напоминала крупную каштановую дворнягу.
Уборщица выдрала пучок травы и принялась мыть свои резиновые сапоги. Рядом, на волнах, качалось пластмассовое ведро. Мадам Ульянова подошла поближе к куче тины и вытянула шею. Вдруг она побледнела и мотнула головой, сверкнув александритами в ушах.
— Смотрите, там лежит кто-то!
Подняв веер брызг, мадам Ульянова подбежала к куче совсем близко. Я подошла тоже, и увидела торчащую из-под изумрудной бахромы человеческую руку. На кожаном рукаве белели ракушки. Я сразу решила, что рука принадлежит подростку или юноше. Буроватые острые костяшки, обкусанные ногти, тонкое запястье.
— Он ведь мёртвый уже?…
Мадам Ульянова стиснула ладонями щёки и раскрыла рот. Похоже, ей не хватало воздуха. Меня тоже затошнило. Мы обе каждый день видели убитых по телевизору, но никогда — в натуре.
— Конечно, живым он быть не может.
— Наверное, Андрею Георгиевичу нужно сказать, — предложила уборщица.
— Естественно.
Я испытывала сильное желание поскорее отсюда уйти. Ведро прибило волнами к безжизненной руке. Мне казалось, что холодные пальцы шевельнулись. Нет, это просто рябь скользнула по воде.
Мадам Ульянова так и оставила ведро плавать около тела. А сама, хрустя камешками, взбежала на откос. Я вскарабкалась следом за ней, не найдя в себе сил остаться рядом с покойником. А вдруг он там не целиком? Например, отрезанная рука? Я обернулась, и уже с откоса увидела ногу. Пегие от тины и грязи джинсы, кроссовки чёрного цвета с белыми вставками…
А дальше мы обе побежали к офису. Сапоги мадам Ульяновой позволяли совершать такие кроссы. Я же два раза чуть не оставила туфли в разъезженных колеях. Видимо, мы были весьма непрезентабельны, потому что охранник брезгливо поморщился. Но ему пришлось пропустить уборщицу. К тому же, было видно, что мы с ней знакомы.
Приёмная была залита полуденным солнцем. Лампы Света погасила. Увидев нас, перепуганных и встрёпанных, она приподнялась за столом.
— Пока нельзя — всё ещё сидят… А что случилось?
Марьяна стояла рядом с матерью с цветной вертушкой в руке. На нас она смотрела с огромным интересом.
— Там, на берегу, кажется, мёртвый человек. — Мне не очень-то легко далась эта фраза.
У Светланы от ужаса расширились зрачки. Она ослабела и не смогла удержать уборщицу, которая вихрем ворвалась в кабинет Андрея. Тот сидел за своим столом. В том кресле, где недавно отдыхала я, устроился лысый дядька в серой форме — полковник. Другой гаишник, крепыш лет тридцати, в чине капитана, ёрзал напротив. Видимо, они были не только коллегами. Иначе полковник из-за капитана не поехал бы к чёрту на кулички.
Лицо Озирского было бескровным. Гаишники же, напротив, сияли румяными физиономиями. Я не поняла, как именно прореагировал Андрей, увидев нас, но посетители очень удивились. Солнце ярко отражалось от их звёздочек, пуговиц и значков.
Пока я раздумывала, как сообщить Андрею о страшной находке, мадам Ульянова крикнула:
«Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!»
Да, всё верно, лучше классика не скажешь. Уборщицу трясло. Светлана качалась в дверном проёме, как тонкая рябина. Марьяна скакала по приёмной на одной ножке, встряхивая льняными локонами. При этом у девчонки были совершенно чёрные глаза. Общая суматоха её только веселила.
— Вы пойдите, взгляните. Он там лежит — прямо напротив наших окон. Его уже всего тиной накидало…
— Тело?!
Андрей вскочил, будто подброшенный пружиной, и рванулся к двери. На пороге он вспомнил про гаишников. Те заспешили, подбирая со столиков свои фуражки, а с ковра — кейсы. Кофейные чашки саксонского фарфора и полная пепельница создавали в казённой атмосфере офиса некое подобие домашнего уюта.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
