Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– Да ну что вы, – махнула рукой Вероника. – Переделывать он отказался. Да и умер вскоре.
Тамара наконец вспомнила Антона Трофимова. Двадцать пять лет назад его «Дождь» действительно все читали, это было удивительно, первый роман, а такой успех, и был его вечер в Центральном доме литератора, она делала репортаж для газеты, в которую недавно пришла тогда работать. Трофимов был мрачный и несветский, и прав в том споре наверняка был он, а не Вероника, которая и сейчас говорила пошлости.
Но сейчас Тамара подумала об этом лишь мельком. Все это было давно уже обдумано, и пережито, и как данность было ею принято, что такова природа безосновательного высокомерия, а может, просто человеческая природа.
Кофе пили не только со сливками, но и с какими-то особенными творожными конвертиками, которые Инга покупала по пятницам в деревенском магазине. Конвертики привозили из Александрова, нигде больше таких не было. Получше были, конечно, но именно таких – нигде.
– Ну, Тамарочка, что выставка? – спросила Инга. – Надо идти?
Инга была знаменита тем, что когда-то отклонила рукопись Довлатова – он прислал ее в издательство, где она работала редактором отдела прозы. Когда Тамара об этом узнала, то подумала, что будет обходить Ингу десятой верстой. Но постепенно ее возмущение сгладилось и не то чтобы перестало иметь значение, но как-то ушло на задний план. Ей не нравилась в себе такая мудрость – или как это следовало называть? – но в житейском смысле это было удобно. Не отворачиваться же от соседки при встрече, тем более если каждое лето живешь с ней в одном доме и три месяца кряду встречаешься по двадцать раз на дню. В такой ситуации не стоит ссориться из-за дел давно минувших дней, лучше просто о них не заговаривать.
К тому же с недавних пор к списку того, о чем лучше не заговаривать, прибавилось так много современных дел, что недооценка Довлатова перестала казаться предметом для разногласий.
– На выставку сходите обязательно, Инга Сергеевна, – сказала Тамара. – Атмосферная, как теперь говорят.
– Теперь много бессмыслицы говорят, – пожала плечами Инга. – Ну что такое атмосферная, можете вы мне объяснить, Тамарочка? Ничего не значащее красивое слово. Можно отнести к чему угодно. Или вот еще я слышала оценку: эпичная. Это что, по-вашему?
– То же, что и по-вашему, – улыбнулась Тамара. – Бессмыслица.
– Павел Петрович, идите к нам! – громко позвала Вероника, глядя на аллею между березами.
Паша, наверное, приехал следующей после Тамары электричкой и до Махры добирался автобусом. Он шел к себе на четвертую дачу. А пятая была расположена так, что с полянки перед нею просматривалась вся дорога от ворот. Пятая дача являлась поэтому мечтой для сплетников и созерцателей.
Тамара познакомилась с Пашей в свое первое здешнее лето. Он навещал отца, который жил в Известиях со своей новой семьей. Паша даже ухаживать за Тамарой пытался тогда, но она почему-то сразу восприняла его так дружески, как в двадцать лет не воспримешь мужчину, с которым у тебя может получиться нечто любовное. Так оно на всю будущую жизнь и вышло: не роман, но дружба. В молодости Тамара об этом сожалела даже, потому что Паша Вербинин был мужчина с блестящим глазом и женщинам нравился. Но теперь она этому радовалась. Толку ли в переглядках и поцелуях при луне! Дружеское расположение, не исчезнувшее за тридцать пять лет, куда дороже.
– Кофе остался как раз для вас, – сообщила Вероника. – И сливки. Посидите с нами пять минут, Павлуша, дружочек, расскажите, что там во внешнем мире происходит.
Может быть, дамы играли в патриархальную дачную жизнь немного слишком старательно, но Тамаре это нравилось. Большинство людей ни во что не играют, и жизнь их идет как идет, и представляет она собою нечто такое расплывчатое и вялое, что начинаешь ценить каждое усилие, которое придает ей форму.
– Спасибо, с удовольствием. – Паша бросил рюкзак под сосну и сел за стол. – Но вряд ли я вам что-то интересное расскажу про внешний мир. Всю неделю только и жду, когда из него сюда вырвусь.
Вероника налила ему кофе из никелированной итальянской кофейницы, Инга – сливки из фарфорового сливочника, сделанного в виде белой коровы.
– Счастье, – сказал Паша, глядя на корову.
– Что – счастье? – улыбнулась Инга. – Сливки?
– И сливки тоже.
Что он имеет в виду, Тамаре было понятно. Да и дамам, конечно, тоже. Во внешнем мире – в Москве, в том кругу, где была работа, родственники, знакомые, где все казалось привычным и ясным, – жизнь шла теперь лишь по инерции, царили в ней растерянность и апатия, более или менее умело замаскированные, а если кто-то испытывал задорную бодрость, значит, человек этот был неумный или лживый.
– Отпуск у тебя скоро? – спросила Тамара. – Ты вроде собирался в августе взять.
– Да вот не знаю, как теперь получится, – ответил Паша. – Какая-то лихорадочная у всех открылась активность. Планов громадье.
И это тоже была правда, не имеющая разумного объяснения. Такого количества новых проектов, идей и планов, какое появилось сейчас, Тамара давно уже не видела среди людей, с которыми так или иначе была связана ее работа. Все теперь что-то затевали, предлагали, искали на предлагаемое деньги… С деньгами, правда, дело обстояло хуже, чем с идеями, но все вели себя так, словно это ничего не значит и их планы, безусловно, осуществятся в ближайшее же время. Паша работал переводчиком в какой-то фирме, занимающейся недвижимостью; значит, и в этой сфере происходит что-то подобное.
– Ты завтра что делаешь? – спросил он.
– Ничего особенного. Сегодня вечером колонку пишу, а завтра ничего, – ответила Тамара.
Ей вдруг стало не по себе от собственных слов. Будто коснулась ее виска какая-то тревожная птица. Как же это так – ничего особенного нет и не будет в ее жизни? Или это только завтра? Или – никогда?..
– Я завтра вдоль реки хочу пройтись, – сказал Паша. – По берегу, до Неголова. Пойдешь со мной?
«Все-таки жаль, что я в него вовремя не влюбилась! – подумала Тамара. – Кто еще способен мне сейчас такое предлагать?»
Тревога исчезла так же мгновенно, как и возникла. Простой план, предложенный Пашей на завтра, развеял ее. Такая мгновенная перемена состояния только здесь была возможна. Все знали, что даже тучи ходят над известинским холмом кругами и, бывает, уплывают за речку и за Махру, не пролившись дождем. Вот и тревога уплыла.
– Пойду, – сказала Тамара. – Только давай не чуть свет, ладно? Иначе с тобой пойдет только мое бессмысленное физическое тело.
– Ты же вроде рано всегда вставала, – удивился он.
– А теперь встаю поздно.
Из-за бессонницы она действительно перестала быть жаворонком, только этого никто не заметил. Что ж, люди вообще не любят замечать перемены. Предпочитают считать, что в жизни много незыблемого. Это не так, но думать так – удобно. А значит, так и будут думать.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
