— «Воскресный город» создан для того, чтобы приходить сюда в воскресенье, разве не так? — улыбнулась Антония. — Позвольте представить моих друзей.
Все поздоровались, и Толбот спросил;
— Вы собираетесь на танцы? Мы могли бы пойти все вместе.
Впятером? — подумала Антония. Определенно, она сегодня лишняя.
Но прежде чем Антония или Ингрид успели ответить, Клео заявила, что хочет много чего посмотреть сегодня.
— Мы не видели еще и половины, — произнесла она недовольно.
Толбот перевел взгляд с одной девушки на другую, потом покорно пожал плечами:
— Конечно, Клео, но я думал…
— О, я совсем не устала, — перебила она.
Когда Клео и Толбот ушли, Ингрид расхохоталась.
— Антония, я вижу, ты очень опасная девушка! — выдавила она, когда наконец обрела способность говорить.
— Опасная? Почему?
— Потому что все девушки спешат увести своих кавалеров, пока ты не отбила их. Сначала этот симпатичный итальянец, без сомнения, тот самый, что приглашал тебя пойти сюда сегодня. Теперь англичанин.
— Что касается мистера Друри, — отозвалась Антония, — Клео на самом деле не его девушка. Она практически помолвлена с помощником менеджера отеля «Маргарита». Клео с матерью остановилась там. Полагаю, Толбот сопровождает ее потому, что Роберт сегодня на дежурстве.
Про себя же Антония подумала, что Клео не теряет времени зря, заполучив Толбота в компаньоны, когда он был свободен, а Роберт нет.
Роберт позвонил Антонии на следующий вечер, когда, по его расчетам, она должна была вернуться к себе в гостиницу.
— У меня для тебя новости, — сообщил он, — мой друг Витторио, знаток живописи, в среду приезжает в Перуджу и хочет взглянуть на твои картины.
— Великолепно! — воскликнула девушка. — Правда, не могу сказать, что мне удалось поработать над ними.
— Как бы там ни было, он их посмотрит. Но ты должна быть готова услышать откровенную критику. Витторио не станет льстить, и ему трудно угодить, но его советы очень полезны.
— Большое спасибо, Роберт. Очень любезно с твоей стороны, что ты так обо мне заботишься.
— Тебе понравилось вчера в «Воскресном городе»?
— О, ты знаешь?..
— Да. Толбот упомянул, что видел тебя там.
Ну уж конечно, не Клео. Интересно, Роберт знает, что она тоже была там вместе с Толботом?
— Было очень здорово, — ответила Антония поспешно. — Там забавно, весело и совсем не похоже на другие парки развлечений. — Она решила сменить тему и снова заговорила о картинах: — Где твой друг собирается смотреть мою мазню?
— Ах да-да, — пробормотал Роберт. — Действительно, где? Думаю, лучше привезти их на такси в «Маргариту» в среду вечером. Я найду подходящее место, где ты сможешь показать их Витторио.
В среду в университете она едва могла сосредоточиться на итальянских глаголах и временах. К вечеру же волнение достигло такой степени, что, выходя из такси у входа в «Маргариту», Антония была уверена, что ее ожидает полный провал. Она поставила принесенные с собой картины в служебный лифт, на который указал ей Роберт.
— Здесь их не потревожат постояльцы, и мы сможем поднять их наверх все вместе.
Витторио оказался довольно высоким, полным итальянцем с изящными руками, которыми он постоянно жестикулировал, гладкими черными волосами и подвижным ртом, который кривился каждый раз, когда хозяин выдавал критическое замечание.
— Нет, нет, — проговорил Витторио, покачав головой и поджав губы с выражением, которое, как решила про себя Антония, означало ее полное фиаско. — Вы не сумели передать свет. Он должен быть сияющим, как на полотнах старых умбрийских мастеров. Этот простор между холмами и долинами должен быть зримым, напоенным светом.
— Благодарю вас, — почти неслышно пробормотала Антония. — Я буду стараться.
Но в эту минуту она отчаялась стать хорошим художником.
— А вот это, — эксперт указал на холст, где она скопировала фрагмент полотна «Поклонение волхвов», — неплохо. Вы передали глубину и цвет. Но пейзаж должен быть более освещен. Иначе создастся впечатление, будто это не Умбрия, а ваша собственная страна, где небо вечно затянуто тучами и дни кажутся мрачными.
— Да, я понимаю. — Теперь ее работы казались лишь тусклой, безжизненной мазней.
Витторио закончил осматривать картины и перешел к рисункам, которые она выставляла в маленькой студии пару недель назад.
— Вот! — воскликнул он. — Это тоже ваше?
Антония кивнула.
— Один или два очень хороши. Если вы пока не очень пишете красками, то рисовать явно умеете.
После этих слов ее настроение сразу улучшилось.
— Возможно, они сами просились на бумагу.
Витторио взял рисунок, где она запечатлела Этрусские ворота, и сравнил его с другим, изображающим фрагмент собора.
Он тщательно изучил остальные рисунки, затем одобрительно улыбнулся и покивал, глядя на две работы, которые по-прежнему держал в руках.
— Я бы приобрел эти два, если они продаются. Сколько вы за них хотите?
Антония так поразилась, что кто-то, тем более такой опытный эксперт, хочет купить ее работы, что только покраснела и, запинаясь, пробормотала:
— Не знаю…
Роберт, до этого времени хранивший молчание, наконец подал голос:
— Синьор Витторио назовет тебе справедливую цену, Антония. Отдай ему рисунки за сумму, которую он скажет. А в следующий раз можешь начинать торговаться. — Он ободряюще улыбнулся ей.
— С удовольствием, — отозвалась Антония. — Я рада принять ваше предложение.
Витторио назвал сумму в лирах, которая показалась девушке очень достойной, но потом, когда она перевела ее в фунты стерлингов, оказалась не такой уж значительной. С другой стороны, ей было так приятно, что кто-то захотел купить ее работы, что она готова была отдать их Витторио даром, просто из чувства признательности за похвалу.
Она поблагодарила эксперта за советы.
— Обещаю, я постараюсь побольше работать с маслом.
Роберт помог ей собрать полотна.
— Оставим их здесь до ужина. Клео и ее мать ждут тебя в ресторане. Ты не против поужинать с ними?
— Конечно нет, — улыбнулась она, оценив заботливость Роберта, но совершенно теряясь в догадках, как воспримет это Клео.
К удивлению Антонии, Толбот тоже был там. Очевидно, теперь он обедал и ужинал в обществе дам Норвуд, если ему выпадала такая возможность.
После просмотра картин Антония, конечно, привела себя в порядок и все же на фоне изысканной элегантности миссис Норвуд и безупречной красоты Клео чувствовала себя в своем темно-синем льняном платье гадким утенком.