А потом – довольно неожиданно – Гарри вышел из депрессии. Он начал заниматься гимнастикой, чтобы избавиться от лишнего жира, накопленного по время болезни. Впервые за несколько недель мы вместе отправились в «Звездную пыль». Сотрудники «фирмы» снова начали регулярно собираться на совещания, и Гарри, как прежде, с головой ушел в свои многообещающие планы и проекты. Он снова стал самим собой и начал баловать меня, как когда-то. Гарри покупал мне наряды, водил по шикарным ресторанам. Можно было подумать – таким образом он пытается компенсировать мне те неприятные моменты, которые я пережил за прошедшие недели, хотя впрямую о его болезни ни он, ни я не заговаривали. Несколько раз Гарри даже говорил о том, чтобы съездить куда-то на несколько дней, побывать в Греции или Марокко и устроить себе каникулы. Казалось, все снова было прекрасно, но я вдруг обнаружил, что мне никак не удается примириться с его выздоровлением. Недавняя болезнь Гарри казалась мне вещью куда более реальной, чем все остальное, и мне было неприятно, когда люди, с которыми он встречался, приветствовали его так радостно и беззаботно, словно ничего не случилось. Похоже, и сам Гарри тоже начал меня раздражать.
Однажды в квартиру к нам явилась хорошо одетая женщина. Она была городушницей, магазинной воровкой. «Тряпичницей», как назвал ее Гарри. Обычно он не занимался скупкой краденого, но тут оказался особый случай – женщина совершала кражи по его заказу и специализировалась на одежде и аксессуарах haute couture, которые продавались в домах моды на Бонд-стрит и в Найтсбридже. Когда-то Гарри сообщил ей размеры своей матери, так что женщина могла красть целые гарнитуры и ансамбли, которые он затем дарил своей старенькой маме. Как я понял, женщина занималась своим промыслом не только ради денег, которые платил ей Гарри, но и ради поддержки, которую он мог оказать ей в случае необходимости.
– Какая прелесть! Просто чудо! – проворковал Гарри, когда женщина предъявила ему шелковую блузку «Трикоза».
Я подавил смешок. Гарри подчас вел себя довольно экстравагантно, но обращать на это внимание не рекомендовалось, если только ты не был уверен на все сто, что он пребывает в хорошем настроении. В данном случае, впрочем, я ничем не рисковал, так как Гарри был очень доволен. Женщина привезла ему целый мешок шикарного барахла, и Гарри решил не откладывая навестить свою матушку. Протянув мне ключи от новенького «ягуара», он поручил подарки мне и, пока я аккуратно укладывал их на заднем сиденье, расплатился со своей поставщицей. Когда я вернулся в квартиру, Гарри уже приводил себя в порядок, готовясь к выходу. Я зашел к нему в ванную.
– Почему бы тебе не поехать со мной? – спросил он, глядя на меня в зеркало.
Я пожал плечами. Раньше Гарри ничего подобного мне не предлагал. Думаю, именно с этого момента я стал задумываться, – признаюсь, не без некоторого страха, – уж не начал ли Гарри смотреть на меня как на постоянного партнера. На неотъемлемую часть своей жизни, которую он может показать маме.
Мы ехали на восток, мимо «Ангела», вверх по Сити-роуд до Шордича и Хокстона. Гарри мрачно кивал, глядя на проносившиеся за окном знакомые пейзажи. Потом он показал мне обширный, заросший травой пустырь, на котором во время бомбежек были разрушены все здания. На краю пустыря высился муниципальный знак с надписью «Территория временно свободна».
– Здесь был и наш дом. Дом, где я родился.
Он вздохнул.
– Разбомбили к чертовой матери. Ничего не осталось.
Миссис Старкс оказалась невысокой, сухой, безупречно одетой женщиной. Когда мы подъехали, она сидела в гостиной своего домика с верандой и пила чай с теткой Гарри Мэй. Едва мы вошли, как она бросилась нам навстречу и принялась хлопотать вокруг сына, шумно выражая свою радость по поводу его приезда. Смятение еще больше увеличилось, когда Гарри достал краденые подарки и принялся самолично раскладывать их на софе.
– Он меня совсем избаловал, правда, Мэй? – воскликнула мать Гарри.
– Какой нехороший мальчик! – откликнулась та, подходя к нам и принимаясь гладить Гарри по лбу. – Я всегда говорила, что ему суждено кончить жизнь на виселице.
– Привет, дорогой, – ласково обратилась ко мне мать Гарри, когда он нас представил.
Я невольно спросил себя, что ей известно.
– С вашего позволения, я поставлю чайник и заварю свежий чай, – предложил я, желая показаться полезным.
– Какой милый малыш! – услышал я ее слова, когда шел в кухню с принадлежностями для чая.
Пока я возился с кипятком, в кухню вошел мужчина средних лет.
– Стало быть, он здесь… – пробормотал он.
Мужчина был смугл, его густые курчавые волосы начинали седеть. На нем была светлая рубашка без воротника и подтяжки; под мышкой он держал номер «Морнинг стар».
– Я его отец, – представился мужчина. – Он, наверное, обо мне не рассказывал?
И это действительно было так. Гарри никогда не рассказывал мне о своем родителе. Он все время говорил о матери, но ни разу не упомянул об отце, и я решил, что его папаша умер или давным-давно скрылся в неизвестном направлении.
– Рядом с хлебной корзинкой есть немного печенья, возьми его, – раздался от дверей голос Гарри. – Привет, пап, – добавил он равнодушно, заметив отца.
– Здравствуй, сын.
Двое мужчин сдержанно кивнули друг другу.
– Как дела? – осведомился затем Старкс-старший.
– Да ничего. – Гарри пожал плечами. – Нормально. Сам знаешь…
– Да, знаю. – Отец Гарри тоже пожал плечами и повернулся ко мне: – Какой срам, что мой единственный сын стал жуликом.
– Я хорошо зарабатываю. Вам с мамой не на что жаловаться.
Старкс-старший фыркнул и снова повернулся ко мне:
– Гарри был очень способным мальчиком. Он мог бы получить хорошее образование и иначе распорядиться своей жизнью.
– Все могло быть по-другому, если бы ты был рядом, – парировал Гарри. – Но ты все время где-то шатался.
– Да, но я поступал так из принципа. Партия была против войны, поэтому я должен был скрываться от призыва.
– Партия была против войны до 1941 года, а ты появился только после победы над Японией.
– Я был пацифистом и не должен был участвовать в капиталистических войнах.
– Но это не помешало тебе управлять вполне капиталистическим игорным домом.
– Я вижу – в том, что ты ступил на скользкую дорожку, ты склонен обвинять меня.
– Нет, отец. На самом деле, во время войны мы все ступили на эту дорожку. Черный рынок, помнишь?.. Я не знаю ни одного человека, который не имел бы к нему отношения.
Теперь Гарри повернулся ко мне:
– Я был самым молодым фарцовщиком на Хай-стрит в Шордиче, – пояснил он с гордостью и снова посмотрел на отца: – Так что не надо нести чушь насчет принципов и прочей ерунды.
