Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
— Это было до того, как покойная государыня лечилась бальзамом, или после того? — поинтересовался Маликульмульк.
— Точно не скажу, но вернее, что после того. А когда сама государыня похвалить изволила, какой еще славы надобно? Вот они и вздумали налететь на готовенькое! А откуда у них взялся рецепт бальзама Кунце? — спросил Лелюхин. — Вот этого я, хоть убей, не понимаю! Они же все дружно от этого рецепта отказались! А теперь, когда батюшка мой сделал бальзам Кунце модным снадобьем, вроде как в России — «Ерофеич», они вдруг стали его сами готовить и предлагать покупателям! Как вы полагаете, Иван Андреич, что сие значит?
— Не знаю, я не аптекарь.
— Скорее всего, они купили несколько бутылок нашего бальзама и общими усилиями примерно сообразили, что там понамешано. А рецепта, который принадлежал покойному Кунце, у них нет, да и быть не может! Потому что он — у нас! Батюшка его в конце концов выкупил. Из милосердия выкупил — пока Кунце был старый нищий чудак и жил чуть ли не из милости у Карловских ворот, в доме носильщика соли Валта, никому из здешней родни он не был нужен. А проведали, что он получает свою долю от продажи бальзама, тут и прискакали. А он обидчив оказался и сказал батюшке так: ты, Семен Лелюхин, мой благодетель, так доверши благодеяние, купи у меня рецепт и отправь меня с деньгами прочь из Риги, подальше от моих аспидов! У него, оказывается, где-то жена с детьми осталась, он о ней лет двадцать не вспоминал и вот вспомнил. Решил — приедет, помирится и будет при внуках век доживать.
— А что, Егорий Семеныч, у нас в государстве можно так рецептами торговать?
— Можно, Иван Андреич. И вы, сударь, так его сиятельству и доложите: рецепт купили мы, Лелюхины, и только мы имеем право готовить и продавать тот бальзам, что получил высочайшее одобрение! Батюшка в столицу ездил, в департамент мануфактур и внутренней торговли, в Медицинскую коллегию ходил, и то не сразу все разрешения получил. А как назвать тех, кто к чужим трудам, пальцем не шевельнув, примазываются — пусть его сиятельство самолично решит!
Маликульмульк усмехнулся — он представлял себе, как князь назовет аптекарей, очень даже хорошо представлял. Сам он этих слов не любил, но для такого случая придется выслушать…
— Вы можете при необходимости предъявить рецепт и купчую на него? — спросил он.
— Когда его сиятельству угодно. Бумаги лежат наготове. И коли его сиятельство соблаговолит… Савелий! Принес?
— Принес, — откликнулся из сеней поразительной густоты бас, и в столовую вошел лелюхинский приказчик с корзинкой.
— Вот сюда мы уложили для их сиятельств четыре бутылочки на пробу, соломкой переложили, как полагается, полотенчиком укутали, — сказал Егорий Семенович.
— Да помилуйте, его сиятельство уж пробовал рижский бальзам!
— Пробовал, да не тот. Ему в аптеках покупали. А настоящим бальзамом мы в Риге и даже Лифляндии не имеем права торговать, весь наш товар на сторону уходит — за море и в столицу. И его сиятельство, поди, даже не знает, что мы, как сказано в указе покойного императора Павла Петровича, делаем бальзам двух видов — «рижский» и «кунцевский»…
— Но рецепт-то у вас куплен один!
— «Кунцевский» мы точно делаем по старому рецепту, который мой батюшка приобрел. А в «рижский» еще кое-чего добавляем, и он лучше расходится. Берите, берите, их сиятельствам понравится! Надо же знать, какова разница меж тем варевом, что продают аптекари, и нашим бальзамчиком.
— Благодарствую, — с тем Маликульмульк принял корзинку. — А известно ли вам, как вышло, что бальзам Кунце попал к покойной государыне?
— А чего ж ему не попасть? Средство отменное, оно у многих рижан дома имелось, и у ратсманов тоже, как простынут — так им отпиваются. Неудивительно, что его государыне рекомендовали.
— А вам ведь это было весьма кстати?
— Батюшка говаривал: трудись, не жалуйся, Богу молись, а Божья помощь — она вдруг придет. Вот и пришла.
И тут Маликульмульк вспомнил про Анну Дивову.
— Послушайте, Егорий Семеныч, есть еще одно дело. К обозу где-то у Вендена прибилась женщина. Ее привезли в Ригу, и здесь она пропала. Я сам видел ее на постоялом дворе. А эта женщина… ее сиятельство княгиня Голицына принимает в ней участие… то есть ее сиятельству нужно видеть эту женщину… и когда она еще не покинула Клюверсхольма…
— Вы хотите, чтобы мои молодцы доставили ее в замок?
— Нет! — воскликнул Маликульмульк. — Этого как раз не надо! Мне только нужно знать, где она прячется… чтобы донести ее сиятельству…
— Мне сказывали, будто подобрали бродяжку. Потому лишь подобрали, что говорила по-русски. Диво, что она не замерзла по дороге, время не для увеселительных прогулок, и все богомольцы тоже смирненько сидят по своим углам, в дорогу не пускаются, — заметил купец. И уставился на Маликульмулька, ожидая каких-то объяснений. Но тот молчал — не рассказывать же всю печальную историю семейства Дивовых…
Видя, что начальник генерал-губернаторский канцелярии многозначительно молчит, Лелюхин свернул на другую тему — заговорил о Троицком храме. Храм был открыт с весны по осень, когда в большом количестве приходят струги и струговщики, сплошь православные, нуждаются в окормлении. Зимой же он закрыт, а напрасно — хотя до Московского форштадта и Благовещенского храма напрямик, через реку, чуть больше версты, но версту эту хорошо одолевать зимой, в морозец, или летом на лодке, а в ледостав и ледоход православные на Клюверсхольме лишены богослужений, и даже случается, что на Пасху не могут попасть в церковь, если по каким-то причинам застряли на острове. Так нельзя ли рассказать про эту беду его сиятельству.
Маликульмульк согласился — и можно, и нужно.
Отправили его в замок по-царски — на прекрасных санях, с бубенчиками под дугой, укутали медвежьей полстью, хотя ехать было — всего с версту.
По дороге он сравнивал обе истории и даже ругнул себя — ведь прямо сказал герр Струве, что аптекари готовят свой рижский бальзам, так чего бы сразу не спросить: а по какому рецепту? Пришлось признаться — старик оказался с хитринкой и заморочил канцелярскому начальнику голову.
Корзинка стояла на коленях у Маликульмулька, укрытая полстью, и он уже воображал, как будет сравнивать все три бальзама. В Рижском замке наверняка была хотя бы одна бутылка аптекарского — вот и будет их сиятельствам развлечение после ужина.
Варвара Васильевна даже рассмеялась, увидев, как Косолапый Жанно вносит в гостиную корзину, укрытую холщовым полотенцем.
— Да тебе, Иван Андреич, никак взятку всучили! — воскликнула она. — Вот уж и на тебя здешние нравы влияние оказывают!
— Давай-ка, братец, сюда свою добычу! — потребовал князь. И на свет явились четыре глиняные бутылки с наклейками.
— Маловато взял! Твое словцо в моем кабинете дороже стоит! — веселился Сергей Федорович. — Этот Лелюхин по пятнадцать тысяч бутылок в год в Россию и за море отправляет — а тут, вишь, пожадничал! А мог ведь и деньгами дать!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
