Дэнни, не двигаясь, продолжил смотреть на пластинки – он лишь глубоко вздохнул и шумно выдохнул. В детстве, если кто-то спрашивал, сколько у нас в семье детей, мы заученно отвечали – двое.
– Мы почему-то никогда не говорили о ней, – добавила я. – Даже сейчас при упоминании о ней ты закрываешься и…
– Черт, как же меня все это достало! – неожиданно вскричал Дэнни и, резко повернувшись, изо всей силы запустил бутылкой в шкаф с коллекцией трубок. Стеклянная дверца разлетелась на миллион осколков, а я в испуге отступила назад.
Дэнни вылетел вон, я же была так потрясена его поведением, что не могла и пошевелиться.
– Дэнни! – растерянно позвала я.
Но он уже сбежал по ступеням с крыльца и, прежде чем я успела прийти в себя, скрылся. Я тупо смотрела на разбитое стекло в шкафу, сквозь которое виднелись трубки, выпавшие из узких деревянных подставок – две упали на пол, – из дверной рамы криво торчали осколки, делая дверцу похожей на пруд с проломленным льдом. Весь пол был усеян мерцающим стеклом. Маленькие искорки покрывали чуть ли не каждую поверхность рядом.
Пару секунд я стояла недвижно, но сквозь ступор пробилась мысль – у Дэнни же нет машины, а до трейлера десять миль, так что ему придется топать пешком. Схватив сумочку и ключи, я выбежала за ним через парадную дверь.
На улицах Нью-Берна было темно и тихо. Я медленно поехала в том направлении, в каком предположительно должен был пойти Дэнни, и вскоре заметила его в свете фонаря: сильно хромая, он двигался к окраине города. Поравнявшись с ним, я опустила боковое стекло:
– Садись.
Брат остановился, но на меня не взглянул.
– Давай, Дэнни, – повторила я приглашение. – Ну, пожалуйста.
Наконец его плечи поникли, и я поняла, что он сдался. Шагнув к машине, он открыл дверцу.
– Только не назад в дом, – предупредил он, садясь в машину. – Отвези меня ко мне, хорошо?
– Конечно, – кивнула я, в тот же момент смиряясь с мыслью, что Дэнни не будет мне помогать с домом.
Мили две мы ехали молча. Я не знала, о чем говорить, опасаясь, как бы после любых моих слов брат не выскочил из машины. Через некоторое время он включил радио и стал перебирать станции, пока не нашел то, что ему пришлось по душе. Песня в стиле хип-хоп. Она была хорошо нам знакома обоим, и, слушая, мы невольно начали покачивать головами в такт, хотя настроение не очень-то соответствовало беспечному ритму.
– Малышня, с которой я работаю, обожает эту песню, – сказала я, радуясь возможности свернуть на нейтральную тему.
Но тут, как назло, вспомнила о ружье в трейлере, и весь остаток пути не могла отделаться от тревожных мыслей. По своей работе мне не раз приходилось обсуждать с подростками тему самоубийства, но сейчас я ощущала реальный страх и от этого не знала, что говорить, и спросила:
– Могу я сходить с тобой в центр ветеранов, пока буду здесь?
– Это еще зачем?
– Не прикидывайся дурачком, Дэнни. Так не может продолжаться. Когда ты в последний раз виделся с психиатром?
– Отвали.
От обиды у меня в глазах потемнело, но я пересилила боль и крепче вцепилась в руль.
Через некоторое время Дэнни коснулся моей руки.
– Прости. Я знаю, что ты хочешь помочь, но ты все равно не сможешь. Смирись с этим. Хорошо? Я такой, какой есть.
Я кивнула, однако сдаваться не собиралась. Ни за что.
– Не волнуйся за дом, – сказала я, поворачивая на дорогу, ведущую к трейлерному парку. – Как-нибудь разберусь.
Съехав с разбитой грунтовки, я свернула налево, и мы стали медленно продвигаться в темноте через кочки.
– Сюда. – Дэнни указал на почти невидимый проем среди деревьев, через который можно было проехать на поляну, где стоял трейлер.
Я осторожно повернула налево и начала углубляться в лес. Некоторое время мы ехали вдоль тропы, пока фары моей машины не осветили автомобиль Дэнни и его старый «Эйрстрим». Я остановилась и выключила зажигание.
– Я с тобой, – предупредила я.
– Нет, – сказал Дэнни и потянулся к ручке на дверце.
Единственное, что было у меня в мыслях, – ружье, поэтому с моих губ сорвалось:
– Скажи честно, ты думаешь о самоубийстве?
Я не видела лица брата и, заглянув в него, с удивлением заметила на его глазах слезы. Он ответил не сразу, но в голосе я не могла не почувствовать нежность:
– Я в порядке, Райлс.
Мое сердце сжалось от любви к Дэнни. Он назвал меня именем, каким меня называли в детстве.
– Это правда. Со мной все в порядке, – добавил он. – Просто я не мог больше находиться в этом доме.
Я достала из сумочки несколько свернутых в трубку двадцаток и протянула ему.
– Это твои. Возьми.
Помедлив, Дэнни взял деньги.
– Я люблю тебя, – сказала я.
– Спасибо, что позаботилась о том, чтобы земля отошла ко мне. – Он открыл дверцу и вышел из машины.
Эти слова меня обрадовали. Если земля все еще была ему небезразлична, значит, он думает о будущем. И не собирается вышибать себе мозги. Во всяком случае – не сегодня.
Пока Дэнни не скрылся в трейлере, я фарами освещала ему дорогу, затем развернулась и начала выезжать из леса. Все это время голова моя была занята мыслями о предстоящей работе в доме. Однако мне не только в нем нужно было навести порядок, но и в своем сердце. А еще придумать, как вылечить Дэнни.
5
Когда в последний раз я была в трейлерном парке? Я пыталась это припомнить, пока ехала по узкой длинной дороге в противоположную от леса Дэнни сторону, но так и не вспомнила. Может быть, прошлым летом, а может быть, позапрошлым. В тот год я нагрянула в Нью-Берн без предупреждения, собираясь сделать отцу сюрприз, но не обнаружила его дома и поехала туда. Я застала его за работай над лодочным слипом: он поднял глаза, и лицо его осветилось улыбкой. Сейчас же, по дороге в парк, меня не оставляло тяжелое чувство – я знала, что отца там уже не увижу.
У папы был свой собственный старенький трейлер на первом из двенадцати участков, и я подумала, что хорошо бы его проверить, прежде чем поеду к Кайлу в его передвижной дом. Но, припарковавшись рядом с трейлером, я вдруг сообразила, что ключей-то у меня нет, а все двери и окна, конечно же, заперты. Я попыталась открыть их, но безуспешно. Тогда мне ничего не оставалось, как снова сесть в машину и ехать дальше по дороге из гравия.
Трейлерный парк не входил в число тех примечательных мест, которые показывают туристам. Это была вонючая полоска земли между судоходной бухтой и Кроатанским лесом, и единственными удобствами здесь были вода и электричество, плюс лодочная станция. У меня не было случая сравнить этот парк с другими аналогичными, но что мне в нем нравилось, так это то, что каждый из двенадцати участков был уединенным и по обеим сторонам отделялся лесом. Особенно это радовало в теплое время года, когда из-за обилия листвы другие трейлеры оставались неразличимы за деревьями, и можно было лишь слышать детский смех, доносившийся из бухты.
