— Много лет назад я обнаружил их на одной оптовой ярмарке. The Shackman Company. И каждый год прикупаю запас на следующие пять-десять лет.
Фиат чувствует себя пойманным на месте преступления. Ему припомнились коробки с краской для волос, припрятанные под кроватью. Гм, может быть, этот магазин — как раз подходящее для него место работы? Может быть, его спасение — под юбками бумажных красавиц?
— Я восхищен! — восклицает он. — Я вне себя от восхищения!
— Редкий случай, тем более что вы мужчина, — широкое лицо хозяина вдруг расплылось. Лягушка! Ну натуральный лягух! Невольно Фиат чуть попятился.
— Да… они всегда были моим хобби… моей страстью… Эти куколки из картона. Я всегда восхищался ими. Вот эти три куплю, — Фиат сам не понимает, что несет. — Беру! Независимо от того, берете ли вы меня на работу.
Широкая физиономия хозяина сдувается, как мячик. Он, как многие в этой местности, какой-то оплывший, рыхлый, а лицо точно губка, напитанная водой. Сам-то замечает ли, какой он урод?
Только сейчас Фиат сообразил, что с улицы магазин выглядит скромно, но на самом деле тут большое помещение, с лестницами и антресолями. И понемногу он начинает понимать, куда попал. Конечно, тут много каких-то штуковин с блестками, но все же магазин явно писчебумажный. Лягушачье лицо хозяина кривится, — вроде бы улыбается.
— Ну, хорошо, — говорит он. — Могу взять вас на испытательный срок.
— Чудесно! — Фиат сияет, растягивает рот до ушей, — ладно, думает он, пускай я и сам теперь похож на жабу. — Только, видите ли… — он запинается, — по некоторым соображениям… В общем, все должно быть неофициально.
— Неофициально? То есть без оформления документов? Нелегально? Ни в коем случае. И не заикайтесь!
— Прошу вас… временно же… А после мы бы могли…
— Исключено. Я честный предприниматель, тем, кто у меня работает, я предоставляю все: социальное обеспечение, медицинский полис. Весь пакет.
— Но мне…
— Сожалею. Ничем не могу вам помочь.
Фиату и так-то было жарко, а тут прямо как кипятком обдало. Хватит ли у него денег на трех картонных красавиц? Он роется в карманах, шарит, копается, ну, слава Богу, вот она, последняя его купюра. Хоть без этого унижения обошлось — а то как бы он выглядел, если бы нечем было заплатить за кукол, о покупке которых он объявил с эдакой шикарной небрежностью.
— Чек товарный желаете получить? — лягушачья физиономия вмиг преобразилась, став предупредительно-услужливой. — Указать тут, что это канцелярские принадлежности? Тогда стоимость можно будет вычесть из ваших расходов, облагаемых налогом.
* * *
Небо, внезапно потемневшее, отражается черными пятнами в витрине магазина. Отлично, переменится погода, и мне полегчает, думает Фиат и прикидывает, не пойти ли куда-нибудь еще, померить пальтишки, проверить карманчики. В универмагах ведь уже осень наступила. Там у них новые плащи и пальто. А вдруг повезет? Можно и в обувной завернуть, всё развлечение. Он бредет по улице, всеми силами стараясь не расстраиваться из-за разговора в бумажном магазине и денег, которые пришлось выложить за картонных кукол. И тут развлечение сваливается как снег на голову. Нет, не как снег. Просто пошел снег.
Снег в августе.
Если бы сегодня утром, когда он уходил из дому, кто-то сказал Фиату, что выпадет снег, он бы покрутил пальцем у виска, дескать, ты, приятель, с приветом. Три месяца кряду жара давит и давит на все живое, — и на Фиата, — выдавливая последние капли мужества. Вот только вчера он очищал бельевую веревку от дохлых дождевых червяков. Хотел повесить сушиться выстиранные вещи, а они уже и так были почти сухие, чуть ли не в руках у него высохли. Червяки… он снимал их по одному, потом разложил рядком возле горшка с кустиком жасмина. Если хоть одного червяка еще не покинула животворящая сила, он зароется в землю под жасмином. Снег! Кто бы мог подумать…
Для дождевых червей что снег, что зной, — всё погибель. Зато Фиату весело. Он машет руками, на лету ловит снежинки, хватает их ртом, вдыхает. В голове Фиата приятный холодок. Вокруг тишина, и это — в разгар дня, да посреди главной торговой улицы. Припаркованные машины уже накрылись белым одеялом трехсантиметровой толщины. Фиат в летних туфлях, холод пробивает тонкие кожаные подметки. И вдруг, откуда ни возьмись — люди с лопатами. Дружно ринулись кромсать лопатами пышное белое тело, швыряют его куски на края тротуара, и между тротуаром и мостовой вырастает небольшой вал.
* * *
Три картонные куклы и картонные одежки разложены на обеденном столе. Фиату милее всех Джуди Гарланд, в коробке он обнаружил даже шляпку, зеленую, ее можно надеть на головку Джуди, для этого в шляпке сделана прорезь. Шикарно она выглядит в темно-зеленом коротком платьице, жаль, туфель не хватает, думает Фиат. Лишь у Джуди туфли не прилагаются, а нарисованы на ногах. У Авы Гарднер, смотри-ка, целых три пары, в том числе черные элегантные лодочки и зеленые туфли с красными носами. Увы, туфли Авы не подходят Джуди. У кукол все как у людей, думает Фиат. Можно ли Джуди в это время дня надеть длинное вечернее платье? Он бы вышел с нею в свет, пригласил ее на коктейль?.. Эти размышления прерывает скрежет ключа в дверном замке, — пришел Финценс.
— Привет!
С каких это пор он говорит «привет»? Или раньше он, здороваясь, тоже говорил «привет»? И вообще, здоровались ли они друг с другом? Фиат молча кивает, ответный «привет» застрял бы у него в горле. Прижав картонную Джуди пальцем, он толкает ее вперед по столу, платья и прочие одежки от этого разбегаются в стороны, точно волны, Джуди Гарланд — корабль, плывущий среди мусора, которого в море так много…
— Так, так. — Финценс даже не подходит ближе, стоит в дверях и смотрит на Фиата и кукол. — Опять, значит, играешь?
7. Dewevrei
Отличается очень быстрым ростом. Плодоносит даже в засушливые годы, произрастает на сухих почвах. Выращивается главным образом в Чаде, считается редким видом. Вкусом напоминает либерийский кофе.
— Послушай, я тут кое-что прочитал и обдумал, — говорит Финценс.
— Я на грани нервного срыва, а ты читаешь?!
— Я читал ради нашей пользы.
— Нашей? Чтение — это совершенно эгоистическое занятие, его цель исключительно личное удовольствие. Я страдаю, а ты читаешь!
— А ты ничего не забыл? Ты случайно не забыл, что деньги были мои, и телевизор мой?
Фиат чувствует, что жутко краснеет. Он закрывает лицо руками. Ну что за день, что за день… Снег в августе. Финансовый крах. Год, если не два придется работать Финценсу, чтобы компенсировать проигрыш Фиата. Можно подумать, долги — это род болезни, вирус, которым он заразил друга. Фиату тошно обо всем этом думать, он решает: хватит, к черту эти мысли, эти думы-раздумья. Он никого не хочет ни видеть, ни слышать, будет заниматься своими куклами, одевать их в красивые платьица, потом раздевать. И однажды все как-нибудь само уладится. Или рухнет. Но так или иначе ситуация разрешится, и он будет терпеливо ждать того или другого исхода. Будет сидеть за столом, как пришитый, никуда ни шагу. Разве что в окно поглядит.
