Он был классическим «ненастоящим офицером». Закончил вуз с военной кафедрой, поэтому служил в офицерском звании, и не два года. Лейтенант Кузьмин был худым, даже худющим, довольно нескладным парнем, у которого высшее образование и интеллигентское происхождение сияли прямо на лбу. В последующее время я с ним почти не пересекался. В ранге «ненастоящего» он постоянно пребывал в нарядах, в основном в качестве начальника патруля, чему откровенно радовался. Несмотря на то что жил он не в казарме, а в предоставленной ему квартирке в военном городке, Олег Кузьмин явно тяготился всей этой армейской жизнью и был весьма доволен тем, что она по большому счету проходила мимо него.
Собрав маленькую группу в восемь человек, в которой шесть ребят представляли Узбекистан, в том числе один сержант, который приехал из моего полка, лейтенант Кузьмин погрузил нас в поезд до Кутаиси, сопроводив необходимыми инструкциями по поиску места нашей дальнейшей службы. Как это ни удивительно, но сам он с нами не поехал, оставшись в Баладжарах дожидаться следующей партии. («Не маленькие! Сами доедете!») Это был второй звонок. Еще пару недель назад я такого и представить себе не мог. Что и обсуждал всю дорогу с единственным в нашей группе, помимо меня самого, «русскоязычным» сержантом. Его звали Толя Ерошенко, и он был из Житомира.
Толик оказался смешливым мальчишкой, довольно задиристым, несмотря на свое, как казалось, тщедушное телосложение. Это впечатление оказалось обманчивым, потому что на гражданке он серьезно занимался боксом и дозанимался до кандидата в мастера. Впрочем, как мне кажется, он выбрал бокс именно из-за «вихрастости» своего характера: никогда не упускал возможности кого-нибудь как-нибудь поддеть, так что умение правильно дать сдачи являлось просто необходимым жизненным требованием.
Мы приехали к КПП нашей новой части на окраине Кутаиси, на улице Никея.
Прямо перед нами находился КПП с закрытыми воротами, за забором располагался сам полк, слева, в деревьях, военный городок, в котором жили офицеры и их семьи, справа уже почти ничего не было. Кутаиси практически здесь заканчивался, а сзади оставался обычный жилой район с автобусной остановкой и продуктовым магазином. Как-то так получилось, что за старшего в нашей команде оказался тот узбек, что приехал вместе со мной из Гороховца. Он действительно был самым старшим из нас и даже с высшим образованием, хорошо говорил по-русски, так что вел нас вперед именно он. Ну а мы с Толяном и не обижались. С какой стати, собственно?
Крыши города Кутаиси
КПП встретил нас открытыми дверями. В коридоре, в комнате дежурного, комнате отдыха для наряда и в комнате для посетителей никого не было.
– Это что? – спросил меня Толик, все еще не привыкший к тому, что здешние порядки отличаются от тех, в которых мы жили предыдущие полгода, как жизнь австралийского аборигена отличается от жизни рядового баварского бюргера.
– Это я не знаю что, – пробормотал я, удивленно озираясь по сторонам. Мы прошли через КПП и направились по длинной аллейке к главному зданию части. Было очень жарко, и шинели в скатку, которые мы тащили на себе вместе с вещмешками, безумно раздражали. Дойдя до входа в здание (это, как выяснилось, был вход в штаб полка), мы выстроились в корявую шеренгу и стали ждать. Никого. То есть – вообще! Время стояло послеобеденное, и личный состав, видимо, пребывал на сиесте.
Наконец из дверей вышел человек. Маленький, кривоногий до карикатурности, с фуражкой, сдвинутой одновременно и в сторону, и на затылок. Он подошел к нам и начал прохаживаться вдоль строя, внимательно вглядываясь в наши лица. У него самого лицо напоминало физиономию… такой среднестатистической любимой бабушки, чуть сморщенное и очень доброе.
– Откуда? – спросил он Толика, остановившись напротив него.
– Из Житомира, – ответил Толик, нагло уставившись на офицера. Он оказался майором.
– А ты откуда? – спросил майор, подойдя ко мне.
– Из Москвы.
Он посмотрел на меня, потом еще больше сдвинул на затылок фуражку и, почесав лоб, опять задал вопрос.
– Пером писать умеешь?
– Плакатным? – уточнил я. – Не знаю. Ни разу не пробовал.
– Значит, попробуешь, – буркнул тот и потопал обратно в штаб, откуда к нам уже шел другой офицер, тоже майор, но более представительной внешности. Они о чем-то пошептались на ступеньках, маленький скрылся внутри, а большой подошел к нам.
– Я – начальник строевой части, майор Строев!
Тимошенко тут же толкнул меня локтем под ребро, что очевидно означало: «Вот уж, блин, подходящая у мужика фамилия!» Майор Строев был почему-то не в сапогах, а в туфлях и производил несколько чужеродное Вооруженным силам впечатление. Он как-то не подходил к военной форме. Или форма – к нему. Собрав наши данные, он внес их в свои бумаги и объяснил, кому куда направляться. Меня он забрал с собой. Мы вошли в штаб, прошли мимо первого поста, где у полкового знамени стоял какой-то скучавший кавказец, и поднялись на второй этаж. Я увидел табличку с надписью: «Командир полка. Подполковник Сидоренко Н. Н.» Майор Строев свернул в коридор, провел меня мимо нескольких дверей, таблички на которых я не стал читать, чтобы не показаться невоспитанным – идет, мол, и озирается по сторонам, как баран, – и остановился у двери с надписью: «Заместитель начальника штаба полка. Майор Ларцев И. Д.»
– Иван! – крикнул Строев в открывшийся за дверью небольшой тамбур. Там стоял здоровенный шкаф, и виднелись две двери в следующие комнаты. – Забирай!
На крик вышел тот самый смешной майор, оказавшийся замначштаба майором Ларцевым. Он толкнул правую дверь, и мы вошли в комнату, главным предметом мебели в которой был огромный не то – пюпитр, не то – бюро, тянувшееся вдоль стены метра на три. К скошенной поверхности был прикреплен лист ватмана, над которым склонился парень с сержантскими погонами.
– Богдан, вот, я тебе сменщика привел, – сказал майор Ларцев, обращаясь к этому сержанту. Тот оторвался от своей работы и смерил меня оценивающим взглядом.
– Москвич? – спросил он неожиданно высоким голосом. Сразу стало понятно, что сам парень откуда-то с Украины, видимо Западной.
– Москвич, – с каким-то странным удовлетворением, как от хорошо проделанной работы, ответил замначштаба. – Объясни ему, что и как, пусть учится.
Сержанту Савушке служить оставалось несколько дней. Он уже мог бы уехать домой, но ему не на кого было оставить его «писарское» хозяйство. Формально должность сержанта Савушки именовалась «командир отделения вычислителей», но в перечень его обязанностей входили не столько задачи по управлению артиллерийским огнем (это была разовая работа, только на время полевых выходов), сколько куча всякой рутинной ерунды, связанной с тушью и плакатными перьями.
Проблема заключалась в том, что занимавшие эту, безусловно, крайне привилегированную должность, очень быстро «бурели» или, как еще говорили, «теряли нюх». То есть начинали считать себя представителем высшего общества, не подчиняющимся общим правилам. В результате заброшенными оказывались прямые служебные обязанности, и такой претендент терял место, поскольку его изгоняли из штабного Олимпа на грешную землю.
