Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– Внегда возратит Господь пленение людей своих, – голосит дрожаший Емс и хватается как за поводья за рыжие волосы мамзель Туринов, которая лежала с екдва приоткрытыми глазами, и ни о чем не думала.
– Любящий неправду, – любит себя, – рычал в глаза Ешки незатихаюший Псевдолог Заточившийся и тут же забрасывал его сонное размякшее тело в постель мамзель Туринов, откуда Емс часто сбегал дрессировать в поле кузнечиков.
Он учил их прыгать со своих приподнятых ладоней назад в траву, и при этом так широко улыбался, что можно было подумать, что еще немного и он научит их плавать. Было поздно, когда Перьев выпал из окна, опять, как вчера, Перьев любил выпадать из окна, поскольку всегда чувствовал у себя в душе необыкновенный праздник.
В это время от думал, что он – птица, а может даже что-то и полегче ее, главным для него было поддержать у всех мнение, что он летает. Ведь каждый его полет мог вызывать улыбку у всех, кто был в это время грустен и уныл.
Люди заходили в него и выходили обратно, но что-то главное всегда оставалось и принадлежало только ему, Перьеву как тишина души, как ветер крылатых надежд, убивающий всякие постыдные помыслы, а их у Перьева было много как самой плоти, ибо всякое, «ить» требует себя воплотить, поэтому Перьев и залетал словно ангел небесный, порою предлагая себя как утешительное украшение опять же всякой согрешившей твари.
Мамзель Туринов укрощала свою дерзкую страсть подобно дикой тигрице, зубами она рвала подушку с одеялом под несчастным Емсом, которого посетила детская болезнь – старческое уныние вместе с желанием совокупиться с самим собой. Псевдолог тщательно рассматривал сквозь замочные скважины все их мятежное неприличие и сам становился стыдливо обнаженным предметом, чья округлость угадывалась не только в его сильно развитой голове, но и все другие конечности выступали как самые греховные орудия размножения.
И нагнулась ось неба, и выбежал оттуда заяц, и проскочил он сквозь дерево и выпал оттуда голым камнем, и родился вместо всего этого Псевдолог, чья интуиция нашла себе символ во всем земном облике, но облако растаяло и стал Псевдолог жить только во сне спокойно и никому ненужного Ешки.
Ешка готов был жестоко биться за правду, но совершенство его благоразумия всегда лежало ненужным хламом в клумбе и сожительствовало исключительно с цветами.
Цветы хихикали на Ешку и часто расстраивали и без того его хищное воображение.
– А что если я пуп Земли, – думал Ешка, и с наслаждением зарывался в землю, и там, среди прелых листьев и червей он чувствовал себя вправе вести эстетический спор хоть с самим Господом Богом.
Однако невоздержанный Емс часто будил Ешку, и доставал из него персонально закрепленный за ним алкоголь.
В это время Ешка должен был заливать алкоголь в ненасытную пасть Емса и рассказывать ему очень неприличные анекдоты, подобострастно хохотать и закатывать к небу глаза.
– А вы никогда не чувствовали себя пустым. – говорил вдруг Емс и мгновенно засыпал в ногах у Ешки.
– Неприлично думать обо всех прилично, – говорил Псевдолог Ешке и на его глазах страстно сжимал беззащитное тело спяшего Емса.
– За что вы его? – пугался Ешка, и становился от страха на четвереньки.
– За возбуждение души моей, – кричал исступленный Псевдолог и тут же молча уходил, удовлетворенно зажимая в своей осанистой руке вырванный клок волос постанывающего во сне Емса.
Было ясно, что надо было чему-то учиться, хотя бы в силу своего лично истребления, поэтому поэт эР выходил ночью из дома и становился на край самого крутого обрыва, где он любил дышать бурями, отлетая в область Неведомого.
Где-то там на чистом кладбище, вокруг которого так часто прячется безрадостный мусор, и где трудно во что-то верить и все время тянет смотреть на часы, меж разбросанных спиралей цветов и разбитых фонариков бродит грустная Эль и смотрит на искрящийся дождь бенгальских огней давно улетевшей зимы…
– Даруй мне чистую совесть, – шепчет она на свежую могилу и осеняет себя перстом, облеченным в крестное знамение.
Небо заболело и осунулось холодными тучами.
Кто-то неизвестный весь светился солнечным воздухом, чтобы поддержать его у самой тьмы.
– Здравствуй, мой грешный сообщник, – сладострастно улыбнулась мамзель Туринов поэту эР, и тут же облизнула кончиком языка свой изящный профиль.
Поэт эР со вздохом созерцал ее вакхический номер и как будто совсем не свою, обманчивую внешность в зеркале, потом засмеялся, ощущая с тревогой собственную непристойность и пытаясь разогнать грусть, он стал опять читать свои стихи, пропадая между ног мамзель Туринов.
– О, как трудно понять твои лихо закрученные образы, – с томным блеском в глазах мамзель Туринов раскрывала поэту эР свое хищное отверстие.
– А что тебе вообще нравится?! Пробормотал поэт эР, обхватывая ее волосатые ноги.
– Вы меня не звали, – открыл ногой дверь хихикающий Емс.
В его руках блестел перочинннй ножик и все было ясно.
– Они умерли ради нас, – всхлипывал пронзительный Ешка, обнимая пьющего Емса.
– Ой, как я ненавижу себя! – кричал пьяный ЕмС, теребя Ешку за волосы.
– Этого и следовало ожидать, – хихикнул любознательный Псевдолог, выглядывая из-за кустов…
– Я не буду Вашей никогда, – кричала мамзель Туринов, отбрасывая от себя ногами пылкого Псевдолога.
Ешка еше раз обнял на прощание стыдливого Емса и пошел поить Машку.
Машка опять похотливо зачесалась рогами о большой круглый живот Ешки.
Везде пахло звериной шерстью и ужасно хотелось молока.
– Ме – ме – , ребеночек, – заблеяла Машка и повалила рассеянного Ешку на траву.
И долго терлась о него своей пушистой мордой как о козленочка.
Оторванная и случайно носящаяся по ветру былинка со странной неизбежностью залетела Ешке в нос и чихал он до слез долго и думал только о ней, оторванной и случайной, и чем, кем она была, пока не залетела ему в широкие ноздри.
Поэта эР опять измотала кромешная тьма. Он как часовой на посту стоял у окна и пил снотворное, которое ему не помогало.
Мамзель Туринов ничего напоследок ему не сказала, а пьяный Емс два раза ткнул ножом в сердце и даже не извинился.
– Никакой романтики, – тоскливо подумал поэт эР и безвольно упал в кровать.
Было по солнечному радостное утро, когда Ешка и Емс пришли проводить в последний путь позта эР. Мамзель Туринов закатывала куда-то далеко свои голубые глаза и вела за руку притихшего Псевдолога.
Перьев летел высоко над миром и ничего уже не видел.
Поэт эР задумчиво сидел, и мучительно долго писал свое поэтическое завещание.
Множество великовозрастных потомков топтались у его дверей и с тупым пристрастие прислушивались к его заключительным вэдохам.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
