Бьер, 12 ноября 1878 года
Анжелина занервничала и вновь постучала. Наконец за открывающейся дверью раздался пронзительный голос. В проеме показалось красное лицо Жанны Сютра, маленькой, толстой женщины лет сорока.
— О! Да это мадемуазель Лубе!
Анжелина счистила об острый край каменного порога грязь, прилипшую к подошвам, и вошла в дом.
— Мадам Сютра, вы получили мое письмо? — спросила она. — Вас не удивил мой приезд?
— Конечно нет. Разумеется, я получила ваше письмо. И сразу же побежала к кюре, чтобы он прочитал мне его. Я очень довольна. Шесть франков в месяц! Это целое состояние! Но я не ждала вас так рано. Ну-ка, покажите нам малыша! Эвлалия, подойди… Мадемуазель Лубе привезла тебе сосунка…
В углу комнаты, справа от камина с огромным вытяжным колпаком, пожелтевшим от дыма, стояла деревянная кровать. Занавески полностью скрывали ее, надежно защищая от сквозняков и позволяя семейной паре уединиться. Женщина помоложе раздвинула их и вышла к Анжелине. Это была Эвлалия.
— Я кормила своего Поля, — проворчала она, застегивая кофту.
Жанна бросила на дочь укоризненный взгляд. Двадцатипятилетняя Эвлалия Сютра, по мужу Фабр, была кормилицей с хорошей репутацией. У нее было двое детей — Мария и Поль. С момента рождения старшей дочери у нее не исчезало молоко.
Анжелина холодно взглянула на женщину.
«Это она будет давать грудь Анри, прижимать его к себе. Она получит право на его первую улыбку, на его воркование… Боже, укрепи меня, они ничего не должны заподозрить!» Верная взятой на себя роли, Анжелина постаралась быть отстраненной, просто выполнить миссию, которую ей якобы поручили. Не сводя взгляда с молодой кормилицы, она начала речь, которую долго готовила:
— Я обратилась к вам, поскольку моя мать всегда говорила, что вы, мадам Сютра, были превосходной кормилицей, а ваша дочь Эвлалия не отстает от вас. Случай с этим малышом особенный. Семья хочет, чтобы с ним бережно обращались. За шесть франков в месяц он должен спать в колыбельке на ножках, а не в люльке, подвешенной к потолку.
— Скажете тоже, мадемуазель! Это лучший способ держать детей подальше от животных, особенно когда они начинают ползать и пытаются ходить, — оборвала ее Эвлалия.
— Моя мать говорила, что у детей, которые спят в люльке, деформируется спина. Она не одобряла подобной практики, — сухо возразила Анжелина. — Повторяю: дед и бабка этого ребенка требуют, чтобы он был чистым, сытым и здоровым. Я буду навещать вас раз в месяц.
Жанна и Эвлалия с любопытством смотрели на маленького Анри.
— А что же в этом карапузе такого особенного? — воскликнула кормилица.
Анжелина пошла на хитрость. Напустив на себя лукавый вид, она ответила:
— Знаете, буржуа считают рождение внебрачного ребенка большим позором. Им непременно надо спасти честь той, которая согрешила. Семья не хочет держать незаконнорожденного в своем доме, но все-таки в его жилах течет их кровь. Если отец ребенка женится на его матери, семья признает малыша законным. Я тоже имею свою выгоду. Никому не хочется пускаться в дорогу лишь для того, чтобы узнать, как поживает малыш. Я должна действовать в строжайшей тайне, за это мне платят.
С этими словами, которые произвели на Жанну и Эвлалию сильное впечатление, Анжелина принялась внимательно рассматривать комнату. Пол из широких досок уже был хорошим признаком, ведь во многих деревенских домах полы были земляными. В камине ярко пылали дрова. Стол, по всей вероятности, скребли каждый день.
— У вас есть кошка? — спросила Анжелина.
— Нет, — ответила Жанна. — А почему вы спрашиваете?
— Кошки часто спят в колыбелях и могут задушить новорожденного, — объяснила Анжелина.
В этот момент Анри заревел во весь голос, чего не делал ни накануне вечером, ни утром. Этот отчаянный плач заставил сердце матери сжаться. Она стала баюкать его, приговаривая:
— Ну-ну! Будь умницей!
— Малыш проголодался, — сказала Эвлалия. — Поль ел из левой груди… Дайте-ка мне, я его покормлю. Да и хватит вам держать его на руках!
— Действительно, — откликнулась Жанна Сютра. — Отдайте ребенка Эвлалии и садитесь. У меня есть горячий кофе. Выпьете чашечку?
Анжелина кивнула. Ей хотелось еще раз полюбоваться своим сыном, но кормилица властно откинула полу ее накидки и взяла Анри на руки.
— Я не допускаю, чтобы они так громко орали, — заявила Эвлалия. — Иди ко мне, мой маленький, у меня есть молочко, давай…
Молодая женщина села на стул около камина и расстегнула кофту. Жанна взяла Анжелину за руку.
— Посмотрите и успокойтесь. Эвлалия, покажи свои груди. Они очень твердые. В конце августа жена Суэкса забрала свою малышку. Могу вас заверить, что она осталась очень довольна. Девочке полтора года, она упитанная, как пулярка, а ножки у нее такие пухлые, что отец не может сдержать смеха. В молодости я была такой же хорошей кормилицей. Мне, Жанне с улицы Лавуар, привозили сосунков два раза в год. После рождения Эвлалии я кормила четверых одновременно.
Но Анжелина едва слушала Жанну. Она завороженно смотрела на своего сына, который жадно сосал округлую белую грудь другой женщины. Это зрелище потрясло ее до глубины души. Но она должна была вежливо улыбаться и, главное, казаться довольной.
— Я позабочусь о малыше, — сказала кормилица. — Вы можете так и сказать его матери. Как мне жаль эту девушку! Не сомневаюсь, ей будет не хватать ребенка.
— Конечно, — тихо откликнулась Анжелина. — Мадам Сютра, я с удовольствием выпью кофе…
Анжелина неуверенной походкой подошла к столу и села, не сводя глаз со своего сына. «Я сейчас уеду, оставив малыша на попечение этих женщин, — думала она. — Мама расхваливала их. Им можно доверять, но как же это тяжело… Боже мой, как тяжело! Когда я приеду вновь, Анри изменится».
