Как ни странно, куда более приятным оказался визит забавной гречанки, нашей соседки снизу. В субботу днем раздался стук в дверь и греческая леди попросила разрешения осмотреть квартиру: она воюет с нашим домовладельцем из-за коммунального обслуживания, и ей надо сравнить обе квартиры. Она внимательно исследовала кухонное оборудование и состояние кондиционеров, а через полчаса вернулась — с миской домашней мусаки и самодельными конфетами из манки, на бумажной тарелочке. Английский у нее дрянной, акцент чудовищный, но сама она ужасно милая. Сказала, еще придет и принесет своей пахлавы, а это, ей-богу, не хуже печенья с шоколадом.
Вот так. Первая неделя постельного режима закончилась, вторая началась. Беременность — двадцать семь недель. Если бы ребенок родился сегодня, он бы не дотянул до положенного срока тринадцать недель. Залезла в Google и нашла сайт, где уверяют, что его шансы выросли почти до 85 процентов. Сразу здорово полегчало.
11.00
Только что «спросила» Google про «выживание и прогнозы при маловодии». Большая ошибка, Кью. Просто чудовищная ошибка!
Двадцать минут прошло, а я все реву. Оказывается, это обыкновенные младенцы в двадцать семь недель имеют 85 процентов шансов выкарабкаться, а для тех, которым недостает амниотической жидкости, все гораздо хуже. Для них «прогнозы неблагоприятные»: «катастрофическая задержка» развития легких. Детишки, имевшие вполне здоровый вид у мамаши в животе, при родах могут погибнуть от какой-то пакости под названием легочная гипоплазия.
Начав, я уже не могла остановиться и скоро перелезала с одного форума на другой, читая и перечитывая, как женщинам с моим диагнозом советовали прервать беременность; как во время родов задыхались их дети; с каким ужасающим букетом физических и психических заболеваний появлялись на свет малыши.
Только что в ванной меня вывернуло наизнанку, сейчас валяюсь на тахте и меня колотит. Пишу, чтобы как-то успокоиться. Почему докторша даже не заикнулась о легочной гипоплазии? Боялась, что я не вынесу? А сумею ли я это вынести? Понятия не имею. Как протянуть следующие пять, десять недель, не зная, выживет ли мой ребенок?
12.00
От отчаяния позвонила в приемную доктора Вейнберг. Секретарша, добрая душа, перенесла мой завтрашний визит на сегодня, на четыре. Я сказала Тому, что ему придется уйти с работы и отвезти меня. Он не обрадовался («Господи, Кью, у меня дел по уши, черт, даже больше!»), тогда я разревелась и, рыдая, пересказала все, что вычитала в Интернете. Том как-то сразу затих, отчего мне стало еще хуже, ведь он должен был заявить, что я дура, что нельзя верить всему, что читаешь в Интернете. Но он ничего такого не сказал. На том конце провода было тихо-тихо, я только слышала, как он дышит, медленно и тяжело. Он всегда так дышит, когда старается взять себя в руки.
— Силы небесные, — выдохнул он наконец вполголоса.
Есть не могу, но последние два часа пью как сумасшедшая («Соблюдайте водный баланс», — наказала доктор Вейнберг на прошлой неделе. Значит ли это, что вода, которую я выпью, каким-то образом попадет к ребенку? Как это может быть? Как вода из желудка перекочует в матку?).
15.30
Том приедет с минуты на минуту, и я уже не психую.
Заходила моя новая знакомая, с пахлавой. Когда в дверь позвонили, я горько рыдала и открывать не собиралась, но гречанка, должно быть, услыхала мои всхлипы, потому что принялась громко и настойчиво спрашивать, что случилось. Я готова была прогнать ее и, по правде говоря, не знаю, что меня остановило. Так или иначе, я встала и впустила гостью. Она окинула меня быстрым взглядом, отвела к тахте и снова уложила.
Заметив, что я не съела приготовленный Томом обед, устроилась возле меня и скормила мне весь сэндвич, кусочек за кусочком. Я послушно открывала рот, точно маленький ребенок, потому что ужасно проголодалась. На десерт она протянула мне пахлаву и стакан молока.
— Трудное время, — наконец заговорила она, глядя на меня серьезными глазами, — но ты держать себя в покое. Зачем думать плохие мысли? Ты их гнать, понимаешь? Хорошая девочка, да? Хорошая девочка! — И к моему удивлению, она с материнской нежностью чмокнула меня в щеку. — Я скоро приходить еще и приносить много что-то вкусное и много что-то полезное! Ты кушать и быть здоровенькая, да? — Она вдруг разразилась гортанным смехом. — Скоро-скоро приходить навестить тебя, я обещать!
Между прочим, она вскользь обронила, что у нее самой детей нет. Отчего, интересно? Из нее вышла бы потрясающая мать.
19.00
Я снова дома после визита к врачу, снова угнездилась на желтенькой тахте. В одиночестве — Тому пришлось вернуться на работу.
Если бы только мне по-настоящему полегчало, если бы только доктору Вейнберг удалось успокоить меня на все сто. Эх, где оно, блаженное неведение, в котором я пребывала каких-то две недели назад? Ощущала себя здоровой скотинкой, вроде коровы, бездумно вынашивающей потомство. Все было просто и понятно. А теперь? Анализы, диагнозы, измерения в сантиметрах (или в миллиметрах?), таблицы, диаграммы, статистика, черт, дьявол…
Если честно, ВСЕ ПЛОХО.
Мы приехали в женскую консультацию чуть раньше назначенного. Кругом, сложив руки на животах, мирно посиживали беременные. На прошлой неделе я сама была одной из этих мадонн с безмятежной улыбкой на устах. Теперь же забилась в угол и постаралась спрятать свое «махонькое» брюхо за номером «Нью-Йорк Таймс». Я чувствовала себя ущербной.
Началось все с очередного УЗИ. Черайз поджидала меня в своей полутемной пещерке с зондом наизготовку.
— Я вас помню, — равнодушно заметила она, когда я вошла, и добавила, откупоривая тюбик с мерзким тепловатым гелем: — Надо думать, теперь мы будем часто встречаться.
Меня передернуло.
Но какое облегчение еще раз увидеть на экране малыша! Его сердечко, со всеми четырьмя камерами, крошечными, но четко очерченными, совершенными. А что за чудо видеть, как он двигается — вверх, вниз и вокруг пуповины, точно ярмарочный гимнаст на канате. Мелькнула его мордашка, щеки, маленькие скулки своим строением напомнили мне моего отца. Забавно, подумала я. Отец давно умер, но все эти годы какая-то его частичка жила во мне, чтоб вновь явиться на свет.
На Черайз что-то нашло, и она разговорилась, в конце сеанса даже сообщила, что объем жидкости у меня «стабильный, почти без изменений». То есть у меня ее по-прежнему недостаточно, но хотя бы не стало меньше.
Доктор Вейнберг первым делом расчихвостила меня за чтение всякого бреда в Интернете. Что за идиотизм, в самом деле! Она сурово погрозила мне пальцем. Я с умилением смотрела на сердитую докторшу — мне ведь не хватало именно того, чтоб кто-то прикрикнул и сказал: не верь всему, что читаешь. Именно этого я ждала утром от Тома. Затем она объяснила, что мой случай «не тяжелый» и что легочная гипоплазия развивается, когда уровень жидкости ниже, чем у меня. Хотя полностью такой возможности она не исключает. К сожалению, способов определить, как развиваются легкие плода, не существует. Остается только ждать и надеяться.
