Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Их сослали то ли на Сахалин, то ли на Чукотку, а вокзал остался.
Проспект Ленина. Громкое слово «проспект» досталось улице совсем недавно вместе с лоскутом серого асфальта посередь городка, а раньше называлась она Купеческой, а в народе просто «Никитинка». Давно нет купца Никитина. Но, став проспектом, центральная кармановская улица переменилась не слишком. Белый низ, тёмный верх. Оштукатуренные кирпичные стены первых этажей и деревянные вторых. Резные наличники, ставни, коньки, оставшиеся ещё с царских времён. Когда-то давно тут жили кармановские купцы, на первых этажах помещались лавки, потом их не стало, а после войны они вернулись снова, когда опять, словно при НЭПе, разрешили частную торговлю, кустарей, мелкие артели и прочее.
– О, смотри-ка, и Моисей Израилевич мастерскую открыл!
На фасаде красовалось: «Моисей Израилевич Цильман. Раскрой и пошив любой одежды. Одобрено обкомом партии!»
– Эх, и он в нэпманы подался… А такой славный дядька был… галифе мне, помню, сработал, всему батальону на зависть…
– А чего ж, он славным быть перестал, как мастерскую открыл? – поддела Машка. – Он же всегда шил, просто на квартире, частным порядком. А теперь всё как полагается.
– Не дело это всё равно, – упрямо пробурчал Игорь, опуская голову и понижая голос. – Мы коммунизм строим или что? Зачем революцию делали? Для чего буржуев прогоняли?
– Ой, ну только ты не начинай! Забубнил, как политрук на собрании. Плохой политрук.
– Маха, ну ты ж знаешь…
– Знаю! Знаю, что ни блузки, ни жакета приличного не достать было, не сшить толком! Таиться приходилось, по ночам к дяде Моисею с отрезом бегать! – Машка снова почти с ненавистью одёрнула платье.
– Ну, ладно, ладно, будет тебе, развоевалась, будто я Гитлер…
– А ты ерунду не говори! Товарищ Сталин сам разрешил, чтоб народу после войны полегче жилось!
– Товарищ Сталин добрый, о людях заботится, на жалобы отзывается, жалеет – а могли б и потерпеть, без модных жакетов-то. Не ими коммунизм строится!
– Ладно тебе, – только отмахнулась Машка. – Не знаешь ты, как девушка себя чувствует, если ни платья красивого, ни кофты, ни чулок, а всё больше ватники, штаны из брезентухи да сапоги с портянками. А вот товарищ Сталин понимает!
– Тебе коммунизм – или чулки? – рассердился Игорь.
– А при коммунизме они что, не нужны будут? – парировала Машка.
Игорь, в свою очередь, тоже махнул рукой и отвернулся.
Надулись. Так, надувшись, и добрались до родной Сиреневой улицы, что змеилась по высокому берегу над Карманкой. Стояли там перед самой войной построенные дома, простецкие, безо всяких выкрутасов, обшитые вагонкой и выкрашенные в желтовато-коричневый цвет. Палисаднички, сараи, тянущиеся почти к самому обрыву огороды, вечные лужи по обочинам, где пускали кораблики целые поколения ребятишек Сиреневой.
– Ну, по домам?
Игорь облегчённо вздохнул. Машка больше не сердилась.
– По домам.
Потом всё было как полагается.
– Ой, кто там?.. Кто? Иго… Игорёночка, сыночек!.. Машуля!.. Эй, вставайте все, Игорь приехал!.. Доча, а как же ты… Без телеграммы… У меня и полы не мыты… Ой, ох, радость-то какая…
– Мам, ну что ты… ну не плачь, мам, ну, пожалуйста, а то я тоже разревусь сейчас…
– Ох, Игорёчек, а что ж ты тут делать-то будешь? Как распределили? Сюда, к нам?.. Ох, горюшко…
– Мама, да что ты, я ж домой вернулся?
– Игорюля, я и радуюсь, только… Думала – выучишься, в люди выйдешь, в Москве жить станешь, как положено, чтобы всё как у людей; а в Карманове нашем, ну что тебе здесь делать?
– Да мам, ну что ты говоришь? Меня сюда сам декан наш, профессор Потёмкин направил, у него, мам, знаешь какая бумага! Раз он прислал, значит, надо.
– А аспирантура? Ты же хотел…
– Никуда она не денется, Виктор Арнольдович сказал – надо родному городу помочь!
– И без тебя б нашлось кому помогать…
– Мам, ну что ты, в самом деле!..
– Игорёна, я в здешней школе двадцать пять лет учу. И могу сказать, что…
– Ну, ма-ам, ну, не начинай снова. Можно мне ещё пирога, м-м?…
…Потом были и прибежавшие соседки, и соседские ребятишки, и ещё много кто.
А вот отцов не было. Были фотографии. Последние. Сорок третьего – на Машкином комоде. Сорок четвёртого – на полочке буфета Игоревой матери.
Суббота и воскресенье прошли, как и полагалось, в хлопотах по хозяйству: Игорь, голый до пояса, стучал молотком на крыше; Маша, натянув какие-то обноски, возилась с матерью и младшими в огороде, таскала воду, полола. Шли уже дальние соседи, с окрестных улиц; в маленьком Карманове отныне два своих собственных мага, да ещё и здесь родившихся! Не в секретных институтах где-то в Москве, где совсем другая жизнь, а тут, рядом, под боком – эвон, один молотком машет, другая с тяпкой на грядке.
И всё вроде бы хорошо, да что-то нехорошо, как в сказке про Мальчиша-Кибальчиша. Смутное что-то висело в воздухе, словно низкое облако, душно казалось не по погоде. Детвора бродила какая-то притихшая, никто не шалил, не носился с визгами, не карабкался по деревьям или по речному откосу, не плескался на тёплой отмели. Сидели вокруг матерей.
Вечером, когда наконец справились с дневными делами, и Игорь, и Маша, не сговариваясь, выбрались на кармановский обрыв. Закат выдался тусклый, солнце тонуло в тучах, заречные леса затянуло туманами. Прогудев на прощание, застучал по рельсам на западный берег скорый поезд, точки освещённых окон, могучая туша паровоза. Замелькали козодои, придвинулись сумерки, а двое молодых магов стояли рядом и молчали.
– Эх, будь я не теоретиком…
– …а практиком краткосрочного прогнозирования, сиречь гадания, – подхватила Машка.
– Не нравится мне Заречье. – Игорь вглядывался в сгущавшийся сумрак, быстро поглощавший луга и опушки.
– Мне тоже, – призналась Маша. – А чем – сказать не могу.
– Вот зачем здесь теоретики? – тоскливо осведомился Игорь. – На кой Отец нас сюда отправил? Здесь ни частные решения, ни даже общие не нужны.
Машка поправила воротничок платья, словно невзначай коснулась серебряной цепочки. Игорь заметил, что она нет-нет да тронет странный оберег Отца. Словно ответа спрашивает. А может – просто спокойнее оттого, что знаешь: декан лучше понимает, что к чему. Была бы серьёзная угроза – неужто не сказал бы.
…Так и разошлись, ничего не увидев, встревоженные и недовольные собой.
Но прошла ночь субботы, и воскресенье минуло, и не случилось ничего плохого. Игорь починил крышу, Маша управилась с огородом, во всех подробностях порассказали родным и соседям про московскую жизнь, «что там продают», и наутро, в понедельник, надев всё самое лучшее, нацепив награды, которые вообще-то в Карманове носить было не принято, только по большим праздникам, – отправились в горисполком. Маша всё в том же синем форменном платье, с белым «поплавком» институтского значка и орденом Красной Звезды на правой стороне груди и целой колодкой медалей слева, среди которых выделялась «За Отвагу» со старым пятибашенным танком, каких теперь уже и не бывает. Игорь в военной форме без погон, сапоги сверкают, и ордена в ряд – две «Славы», не хухры-мухры. «Жаль, война кончилась, третьего не успел получить», – мелькали порой тщеславные мысли. Игорь себя, конечно, одёргивал, мол, как это «жаль», сколько людей бы погибло зря! – а всё равно до конца прогнать не мог. Так хотелось собрать полный орденский прибор! Ведь не за так же их дают, не абы кому вешают!
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109