– Александр позорит генерала Рошамбо.
Соланж сморгнула:
– Что тут может быть позорного…
– Александр с тем парнем, Жоли. Он его любит. Дарит ему столько подарков, что другие офицеры смеются. Когда его дядя узнать об этом, он хочет убить Жоли, поэтому Жоли сбежать. Он не вернётся ни за что. Лучше всего не возвращаться.
– Жоли…
– Александр предупредить Жоли бежать. Генерал хотеть повесить Александра, но не может, ведь он сын сестры.
Многие из гостей теперь достигли той стадии, когда могли держаться на ногах, лишь прислонившись к чему-нибудь, и болтали на одни и те же темы, которые утром не стоило вспоминать. Слуги прибрали вино к рукам, и вечеринка благополучно перевалила за тот рубеж, когда благоразумным дамам пора отбывать восвояси. Трезвые солдаты охраняли каюту адмирала.
– Двое, – сообщила Руфь Соланж. – Генерал спит сегодня с двумя.
Девочка поморщилась и уточнила:
– Женщинами.
В душе Соланж всколыхнулась надежда – но ни идеи, ни плана не было…
– Руфь, беги домой. В сундуке с тканями найдёшь красный шёлковый колпак. Принеси его мне. Быстрее.
Нестройное трио младших офицеров затянуло непристойную песню:
Il eut au moins dix veroles…[7]
Взъерошенный генерал со своей девицей-креолкой, прижимаясь друг к другу, вышли из каюты, освещённой свечами. Когда один из охранников Рошамбо подмигнул, Соланж притворилась, что не заметила этого.
Надежда стала ослабевать, и Соланж уже почти отказалась от своего безумного плана, когда вернулась Руфь с шёлковым колпаком в руке.
– Мадам?
Присутствие Руфи придало Соланж решимости:
– Вон там. Офицер со шлемом на коленях. Разбуди его. Отдай колпак майору Бриссо и скажи: «Жоли».
Соланж с величайшими предосторожностями рассказала девочке всё, что требовалось сказать и сделать.
– Ах, Руфь, – произнесла она. – Я вверяю тебе нашу жизнь.
Повернув руку ладошкой вниз, девочка успокоительно сказала, усмиряя страх госпожи:
– И птичка по веточке гнездо строит.
Соланж устроила свою ловушку в каюте по левому борту, где один-единственный оловянный фонарь освещал пустые бокалы из-под шампанского и смятое покрывало на узкой кровати. Она перевернула покрывало и встряхнула его. Бокалы сунула в ящик без какого-либо определённого соображения.
Когда она погасила свечи, воздух наполнился ароматом пчелиного воска, чуть приглушив резкий запах недавнего сношения. Соланж сняла с себя всю одежду, прикрутила фитиль и стала ждать. Когда глаза привыкли к темноте, сквозь бортовой иллюминатор внутрь просочился лунный свет, осветив ее обнажённые, дрожащие руки.
За дверью послышались нетвёрдые шаги, лязг металла и прерывистый мужской шепот:
– Жоли…
Задвижка на двери повернулась, и обнажённая Соланж обняла свою жертву.
Прошло несколько секунд, а может, жизней, после чего в каюту вслед за племянником с рёвом ворвался генерал:
– Mon Dieu, Александр! Вы с Жоли теперь точно угодите в руки палачу!
Яркий свет переносных фонарей. В каюту вслед за генералом напирали другие офицеры. Соланж, ахнув, прикрыла свою наготу руками, как Ева в райском саду.
– Александр! – выдохнул генерал. – Ты? С этой женщиной?
Круглое лицо генерала, заглядывавшего через плечо племянника, исполнилось вожделения:
– Милый мальчик! Дорогой мой! Я не… буду мешать вашему тет-а-тет.
Окружавшим генерала офицерам передалась его похоть.
Соланж схватила платье, прижала к нагому телу.
– Александр – мой… мой сопровождающий. Прошу вас. Мой муж не должен узнать об этом.
Он приложил палец к ухмыляющимся губам:
– Нем, как могила. Он не услышит от нас ни слова, правда, джентльмены?
В ответ раздалось бормотание и приглушённый смех.
Генерал плотно закрыл за собой дверь.
Соланж, глубоко вздохнув, открыла фонарь. Мурлыкая, она без всякой спешки оделась.
Александр плюхнулся на кровать, обхватив голову руками. Его вырвало на пол, и он тупо уставился на вонючую лужу у себя между ног. Соланж открыла иллюминатор, пожалев, что генерал не оставил дверь приоткрытой. Она застегнула воротничок и взбила волосы.
– Простите, что делаю замечание, майор. Но вы смешны.
В его глазах было столько растерянности и грусти, что Соланж не могла в них смотреть.
– Жоли? Я думал, вы… Его колпак. Я подарил ему. Жоли…
– Я не сомневаюсь, что ваш Жоли в безопасности, вместе с повстанцами. Наверное, сражается против нас, французов. Месье, не пытайтесь понять. Утром разберётесь. Полагаю, провести ночь на этой кровати будет не хуже, чем на любой другой.
– Я люблю его, – тяжело вздохнув, всхлипнул Бриссо.
– Ах, месье. Вы всегда были ко мне так добры.
В дверях показалась Руфь, вопросительно глядя на Соланж.
– Oui, – сказала Соланж, и девочка улыбнулась.
Звезды на небе начали бледнеть, луна зависла над Морн-Жаном. Офицеры в уже не столь блистательных перепачканных мундирах валялись на палубе, словно на поле боя. Какая-то потаскуха, обчищавшая карманы толстого капитана, пристально посмотрела на появившуюся пару.
Пока Соланж с Руфью возвращались домой, над океаном занялся рассвет, у дамбы слышался плеск лёгких волн. Соланж взяла маленькую руку девочки в свою и крепко сжала её.
Позже в этот же день, пока Огюстен с Руфью укладывали вещи, Соланж отправилась в штаб генерала Рошамбо. Нет, мадам не станет излагать суть своего дела. Оно касается семейных и безотлагательных вопросов.
После того как Соланж миновала адъютанта и закрыла дверь кабинета, генерал Рошамбо приветствовал её улыбкой, которую крокодилы приберегают для полусгнивших трупов.
– А, мадам. Как приятно вас видеть. Что, наверное, не вполне взаимно… Скажите, миссис Форнье, мой племянник действительно вас сопровождает?
– Очень часто, – залилась нежным румянцем Соланж. – В театр. Он чудесно танцует.
– И только-то? Он…
Соланж усилием воли добавила краски щекам и робко произнесла:
– Именно о милом Александре я пришла просить…
– Ах да. Конечно. Мадам, вина? – Он подошёл к серванту. – Или чего-нибудь покрепче?
– О нет, мой генерал. Прошлой ночью… – Она дотронулась до виска и поморщилась. – Замужней женщине нельзя мешать любовь с вином.
