— Ну да. Теперь я пробую его только на рождественском пудинге.
— Что вам приходит в голову, когда вы думаете о Рождестве?
— Рождественская месса, празднование рождения Христа во время зимнего солнцестояния в Риме. Иоанн Златоуст. Синкретизм. Санта-Клаус. Снег.
— А вы его празднуете?
— В нашей церкви это грандиозный праздник. Мы собираем подарки для бедных детей, готовим рождественский обед в нашем благотворительном центре... Множество людей чувствуют себя потерянными и подавленными в это время года. И надо помочь им преодолеть себя.
— Хорошо ли вам спится не в своей постели?
Он долго думал над этим вопросом. Вспомнил время, когда они с Би останавливались в дешевых гостиницах, участвуя в евангелистских собраниях по городам и весям. Вспомнил диваны друзей, превращавшиеся в своего рода матрасы. Или еще дальше, вглубь его памяти, когда приходилось решать, оставаться ли в пальто, чтобы меньше дрожать, или, скатав его валиком, использовать как подушку, чтобы не спать головой на голом бетоне.
— Я, вероятно... как все, — сказал он. — До тех пор пока это кровать и я в горизонтальном положении, думаю, что сплю нормально.
— Испытываете ли вы раздражение до первой чашки кофе по утрам?
— Я не пью кофе.
— Чай?
— Иногда.
— Вы когда-нибудь раздражаетесь?
— Меня не так легко вывести из равновесия.
Чистая правда — что доказывали эти же вот допросы. Он обожал споры и сейчас чувствовал, что его скорее испытывают, чем оценивают. Блицопрос был вдохновляющей переменой после церковных служб, где от него ожидали ораторства на час, пока остальные сидели тихо. Он хотел получить эту работу, очень хотел, но решение было в руках Божьих, и беспокойство помогло бы мало, как и нечестные ответы или попытка улестить вопрошающих. Он будет самим собой в надежде, что этого хватит.
— Как вы относитесь к ношению сандалий?
— Что, мне придется их носить?
— Может быть. — Это произнес человек в дорогих черных кожаных туфлях, таких сияющих, что в них отражалось лицо Питера.
— А как вы себя чувствуете, если у вас целый день нет доступа к социальным сетям?
— Я не пользуюсь социальными сетями. По крайней мере, я так думаю. И что это вообще такое, «социальные сети»?
— Ладно... — Каждый раз, когда вопрос повисал в воздухе, они меняли тему.
— Какого политика вы больше всего ненавидите?
— Я ни к кому не испытываю ненависти. И вообще не слежу за политикой.
— Представим, что сейчас девять часов вечера и нет электричества. Что вы будете делать?
— Попробую найти поломку, если смогу.
— Но как вы будете проводить время, если не сможете?
— Побеседую с женой, если она будет дома в это время.
— Как она отнесется к тому, если какое-то время вас не будет дома?
— Она независимая и самостоятельная женщина.
— Можете ли вы сказать, что вы сами — независимый и самостоятельный человек?
— Надеюсь.
— Когда вы напивались последний раз?
— Семь или восемь лет назад.
— Хотите ли вы выпить сейчас?
— Я бы выпил еще персикового сока.
— Со льдом?
— Да, спасибо.
— Представим вот что, — сказала женщина. — Вы приехали в другую страну, и ваши хозяева приглашают вас в ресторан. В ресторане легкая, непринужденная обстановка. И там есть просторный прозрачный загон, где милые беленькие утята резвятся вокруг утки-матери. Каждые несколько минут повар хватает одного утенка и бросает в чан с кипящим маслом. Когда утенок поджарен, его подают гостям, и все счастливы и расслаблены. Ваши друзья заказывают утят и предлагают вам попробовать, утверждая, что это потрясающе. Как вы поступите?
— А в меню есть еще что-нибудь?
— Конечно, много чего.
— Тогда я закажу что-нибудь еще.
— И вы будете сидеть там и есть?
— Зависит от того, что я вообще делаю в компании этих людей.
— Что, если они вас разочаруют?
— Я попробую повернуть разговор к тому, что меня разочаровало, и буду честен там, где, я полагаю, они не правы.
— А проблема с утятами вас не заботит?
— Люди едят всяких животных. Они убивают свиней, которые значительно разумней птиц.
— Значит, если животное глупо, то его можно убивать?
— Я не мясник. И не повар. Я избрал другое занятие в жизни. И если хотите, то это выбор, дающий возможность не убивать.
— А как же утята?
— В каком смысле?
— Вам не хотелось бы встать на их защиту? Например, могли бы вы подумать, что стоит разбить стеклянную перегородку и дать им возможность сбежать?
— Инстинктивно — может быть. Но скорее всего, лучше от этого утятам не стало бы. Если бы меня действительно терзало то, что я увидел в ресторане, возможно, я бы посвятил жизнь перевоспитанию людей в этом обществе, уча их убивать утят более гуманно. Но лучше я посвящу жизнь чему-нибудь, что может убедить людей гуманнее относиться друг к другу. Потому что люди страдают больше, чем утки.
— Вы бы так не думали, будь вы уткой.
— Будь я уткой, я бы вообще, наверно, никак не думал. Именно высшее сознание и есть причина всех наших горестей и страдания, не правда ли?
— А сверчка вы раздавите? — вмешался один из задающих вопросы.
— Нет.
— А таракана?
— Может быть.
— Тогда вы не буддист.
— Я никогда не утверждал, что я буддист.
— Вы не считаете, что всякая жизнь священна?
— Это красивая концепция, но каждый раз, когда я умываюсь, я убиваю микроскопические создания, которые надеялись жить на мне.
— Так где же проходит черта для вас? — присоединилась женщина. — Собаки, лошади. Что, если в ресторане начнут поджаривать котят?
— Позвольте и мне задать вопрос, — сказал он. — Вы отправляете меня туда, где люди делают ужасные вещи, жестокие по отношению к другим существам?
— Конечно нет.
— Тогда к чему все эти вопросы?
— Хорошо, тогда вот такой. Ваш корабль утонул, и вот вы застряли на плоту с крайне вспыльчивым человеком, который оказался гомосексуалистом...
И так продолжалось долго. День за днем. Би уже потеряла терпение и начала подумывать, не следует ли ему сказать СШИК, что его время слишком драгоценно и нечего тратить его попусту на эти шарады.
— Нет, я им нужен, — убедил он ее. — Я уверен.
