Это один пример — и очень важный — того, как наше непонимание информационной системы мозга способно серьезно ограничить наше мышление. Вот почему до сих пор мы были столь слабы по части творческого мышления, которое необходимо для решения тех задач, которые не поддаются решению анализом.
Как могли бы мы совершить латеральный переход на «боковую дорожку» мышления, чтобы обеспечить себе творческое озарение? Мы можем просто ждать наступления озарения, интуитивной догадки, случая, ошибки, счастливого совпадения или чьей-либо бредовой идеи. Во все времена таковы были традиционные источники новых идей — и это действительно время от времени работает. Или же мы можем придумать и затем использовать методы специального и систематизированного характера. Например, можем использовать провокацию, сигнал о которой мы подаем с помощью нового слова «по», которое я в свое время предложил, чтобы указывать на намеренную провокацию. Такой указатель необходим, в противном случае утверждение вроде «у машин квадратные колеса» покажется нелогичным или попросту идиотским. Провокация — это утверждение, которое лежит вне наших привычных представлений. Мы вынуждаем самих себя выходить за рамки таких представлений. После этого мы в состоянии перейти от провокации к новому представлению и таким образом дать возможность родиться идее. Именно таким образом провокация в виде утверждения «по: у машин квадратные колеса» привела много лет назад к рождению концепции подвески, которая приспосабливается к неровностям дороги, принимая на себя толчки, так что автомобиль как бы «плывет» над дорогой. Данная концепция в настоящее время находит практическое воплощение.
Такого же рода методы были использованы Питером Уберротом, который обеспечил большой успех Олимпийским играм 1984 года в Лос-Анджелесе, найдя совершенно новые подходы. В то время имели место опасения, что олимпийскому движению наступает конец, поскольку ни один город не желал более нести огромные финансовые затраты. Благодаря творческому подходу Уберрота (и благодаря его лидерским качествам), использованному тогда, многие города ныне борются за право проводить у себя очередные игры. Господин Уберрот познакомился с методами латерального мышления девятью годами ранее на семинаре, который меня попросили провести с членами Организации молодых президентов (в Бока-Ратон, Флорида). Эту историю Питер Уберрот поведал в интервью «The Washington Post» от 30 сентября 1984 года.
Имеются иные методы латерального мышления, например «случайный вход». Подобный подход является полной нелепостью в условиях пассивной информационной системы, однако в рамках самоорганизующейся системы он совершенно логичен и математически обоснован.
* * *
Что еще мы можем извлечь полезного для себя из поведения активных информационных систем, создающих и использующих паттерны?
Уроните стальной шарик на песок на пляже, и он окажется точно в том месте в песке, над которым вы держали его перед тем, как отпустить. Уроните тот же шарик в воронку. В каком бы месте шарик ни упал (в пределах радиуса воронки), он всегда выкатится из нее в одном и том же месте. Вода, упавшая с неба в любое место в пределах водосборной территории реки, рано или поздно окажется в этой реке. Паттерны в самоорганизующейся системе ведут себя точно так же. У них имеется обширная водосборная площадь. Это значит, что целое множество нестабильных паттернов способно привести к одному основному стабильному паттерну. Такое поведение по принципу водосборной площади есть то, что называется «центрирование».
Центрирование является очень полезным свойством восприятия, поскольку благодаря ему мы можем узнавать объекты и ситуации, даже когда они не в том виде, в котором мы привыкли их видеть. Мы способны узнать обеденную тарелку под любым углом зрения, даже когда на фотографии она запечатлена под таким углом, что воспринимается как овальная.
Язык во многом основан на центрировании и водосборном принципе. Однако наряду с достоинствами имеются также и проблемы. Английский, возможно, является богатым языком, поскольку в нем много слов и смысловых оттенков, что очень хорошо для описания, но плохо для восприятия. (Это может удивить — или даже расстроить — тех, кто ценит в языке полноту и разнообразие.) В английском языке совсем немного понятий, находящихся где-то посередине между «другом» и «врагом», «нравится» и «не нравится». Есть много способов описать промежуточные понятия, но это описание «после события». В языке эскимосов насчитывается, быть может, двадцать градаций смысла между понятиями «друг» и «враг». Есть даже слово, смысл которого расшифровывается так: «Ты мне очень нравишься, но мне не хочется идти с тобой охотиться на тюленей». Одно слово позволяет человеку воспринимать другого человека столь сложным образом.
Разум способен увидеть только то, что он готов увидеть. Мозгу приходится использовать готовые паттерны и «водосборы». Когда, как нам кажется, мы анализируем данные, мы на самом деле перебираем свой запас готовых идей, чтобы посмотреть, которая из них подойдет. Совершенно справедливо, что если наш запас идей достаточно богат, то наш анализ может оказаться вполне адекватным.
Однако анализ данных сам по себе не позволяет генерировать идеи. Это довольно важный момент, поскольку любая наука и научно-технический прогресс в целом основаны на убеждении, что анализ данных позволяет рождать идеи, необходимые нам для того, чтобы двигаться вперед. На самом же деле генератор новых идей прежде должен проделать немало генеративной работы в своей голове, а затем соотнести полученные идеи с имеющимися данными. Одного анализа данных недостаточно.
Чтобы научиться играть в теннис, разучить новый танец или овладеть мастерством парусного спорта, требуется много повторений и практики. Мы знаем из опыта, что изучение нового требует времени и многократного повторения разученного.
Сколько раз вам потребуется подержать палец в пламени, чтобы осознать, что делать этого не нужно? Одного раза будет вполне достаточно. Как получилось, что обучение состоялось так быстро? Палец в огне представляет собой, быть может, простейший пример системы веры. Система веры — это способ восприятия мира, который не позволяет нам проверить справедливость того, во что мы верим. Системы веры генерируют восприятия, которые служат укреплению самих таких систем. Они могут быть настолько мощными, что некоторые люди готовы отдать свою жизнь за то, во что они верят.
Разуму нужна вера, поскольку без нее ему ни за что не удавалось бы связывать вместе всевозможные ситуации. Вера практична и необходима. Нейронные сети в мозге очень легко образуют круговые паттерны, которые, по всей вероятности, лежат в основе наших систем веры. Данная связующая функция мозга вытекает непосредственно из того, как построены нейронные сети, и позволяет нам верить в причинно-следственную связь и иные зависимости (как предполагал Кант).
Насколько истинны наши системы веры? Что означает истина в области восприятия, веры и в логике? Не является ли истина своеобразной системой веры вне особой игры по правилам, именуемой математикой? Нет сомнения, что некоторые истины являются по-настоящему истинными. Другие же находят применение в качестве истинных. Возможно, социальное значение истины такое же, как и у отдаленной станции назначения — если мы не считаем, что уже добрались до нее. Эти и другие вопросы мы обсудим более подробно далее в этой книге.
