Солдат-немец наконец показался на пороге дома. Он вел за руку Гортензию. Выражение лица у него было свирепое, однако с женщиной он обращался сдержанно, без откровенной грубости. Хотя, надо признать, возраст матушки Малар невольно внушал уважение. Второй солдат продекламировал несколько фраз, явно заученных наизусть:
— Мы будем обыскивать дома! Всем стоять смирно перед обер-лейтенантом Брауном!
При виде матери к мсье Малару вернулся дар речи, и он попытался возразить:
— Зачем вы заставили ее выйти? Разве не видно, как ей тяжело ходить?
Реакции со стороны офицера не последовало, и солдат счел возможным ответить надменным тоном:
— Затем, что вы прячете у себя евреев, нам это точно известно. Вы их прячете, а потом помогаете перейти через границу. Мы нашли следы на перевале Гран-Дефиле!
— Никого мы не прячем! — буркнул мсье Малар. — Ищите в доме сколько угодно, если вам хочется, только оставьте мою мать в покое!
Робкий рокот одобрения прокатился по толпе. На рыночной площади начали собираться жители. Парень из соседнего местечка, чей дом немцы накануне перевернули вверх дном, шепотом рассказывал об этом обитателям Сен-Мартена, для которых обыски были в новинку. Эти боши перерывали все, в том числе сено в сараях. А у одного торговца скобяными изделиями из деревни Сен-Жан они даже баграми перемешивали жижу в навозной яме!
В этот момент, растолкав сбившихся в кучу соотечественников, на место событий явился мэр, а вслед за ним — еще трое местных мужчин. Андре, которого поддерживал Пауло, принялся махать руками и кричать что-то об ужасном чудовище. Складывалось впечатление, будто он даже не заметил немцев. Мэр крикнул ему: «Да заткнись ты!». На площади стало тихо. Все присутствующие замерли, затаив дыхание. Нарочито проигнорировав солдат, вне всяких сомнений, необстрелянных новобранцев, мэр поприветствовал офицера уверенным «Добрый день, обер-лейтенант!», встал прямо перед ним и сложил руки на животе. Было не совсем ясно, настолько ли хорошо он разбирается в знаках отличия, или офицер уже успел ему представиться. Марсель Комбаз, бесспорно, являлся человеком тщеславным и не самого приятного нрава, однако назвать его трусом было нельзя. Вот и сейчас его поведение, казалось, не лишено оттенка бравады.
— Обер-лейтенант, я могу узнать, что происходит? Зачем устраивать обыски в такой маленькой деревне, как наша?
Вместо ответа Браун указал на рану Андре и спросил насмешливо:
— Что, на перевале Гран-Дефиле сейчас опасно?
— Честно сказать, понятия не имею. Мы были на тропе Глантьер.
— Да неужели? Хотите меня обмануть? Не выйдет!
Голос обер-лейтенанта переменился, вежливость уступила место ледяному холоду, острому как клинок. Анжелина невольно вздрогнула.
— На нас напала та Зверюга.
— Зверюга? Вы хотите сказать волк?
— Не волк, а одичавшая собака. Уже несколько недель она убивает наших овец.
— Выходит, у нас похожий образ действий. И вы, и я — все мы преследуем и уничтожаем вредителей… — И немец громко засмеялся.
Марселю вдруг пришло в голову, что его маленькое выступление может повлечь за собой весьма неприятные последствия. Реакция боша на его слова озадачила мужчину. Однако Марсель был не настолько глуп, чтобы не понимать, насколько опасно вступать в противоречия с оккупантами. Просто в их затерянной в горах деревеньке всегда было так спокойно, что он как-то позабыл о ситуации в стране. Этот тип вряд ли окажется таким же сговорчивым, как в свое время итальянцы… Власть была в его руках, и он мог делать все, что ему вздумается, — обыскивать кого угодно и кого угодно арестовывать даже без причины, просто потому, что ему так хочется. И деревенский мэр, разумеется, не стал бы исключением из правила… До Сен-Мартена уже дошли слухи о зверствах, которые боши устроили в долине, едва успев там обосноваться.
Марсель посмотрел по сторонам. Его земляки стояли понурив головы, словно пристыженные школьники. Многие дрожали. Зрелище наверняка было приятным для немецкого офицера, в наигранно непринужденном тоне которого ясно прозвучала угроза:
— Не пытайтесь меня убедить, будто вы не знаете, что происходит в ваших горах.
— Вы говорите об этой Зверюге?
— Мне неприятно думать, что вы считаете меня таким… как это по-французски… круглым идиотом! Я правильно это выговорил?
Пауло хихикнул, а мэр сделал вид, будто задумался. Чего добивается этот тип? Чтобы он, Марсель, выдал своих соседей, сын которых исчез, стоило ему получить уведомление о грядущей депортации на принудительные работы? Или тех, кто чаще остальных поглядывал в сторону границы? Он кашлянул, прочищая горло, но так и не нашел что сказать.
— Если бы вы не отняли у нас оружие, мы бы пристрелили этого пса!
— Назовите мне тех, кто переводит евреев через границу, и я отдам вам часть оружия. У вас, французов, это называется услуга за услугу, да?
Дальнейшие объяснения были излишними. Одной встречи с жителями деревни Петеру Брауну хватило, чтобы подчинить их своей власти.
Анжелина же думала только о том, что, если не случится больше ничего знаменательного и немцы станут обыскивать каждый дом по очереди, до шале Гийома они доберутся примерно через час. Только бы Себастьян сумел его отыскать! Только бы Гийом успел вернуться домой вовремя!
6
Себастьян спешил как мог. Добежав до тропинки, поднимавшейся по крутому склону к тропе Экрен, он подумал, что, наверное, никогда туда не доберется. В груди болело, дышалось тяжело, мышцы то и дело сводило судорогой, и все-таки мальчик продолжал бежать, подгоняемый предчувствием, будто вот-вот случится что-то ужасное.
На улицах деревни Себастьян успел увидеть людей, которые стояли у порога своих же домов и никак не могли себя защитить. В их глазах читался страх. На сей раз все было серьезнее, чем обычно. Может, это из-за офицера в сером, того, что смотрел на Анжелину? Сезар не раз говорил: у них в регионе, в отличие от соседних, все спокойно, хотя Себастьян так не думал. Через горные деревни, куда месяцами никто не заглядывал, то и дело проходили какие-то люди — то иностранцы, то молодые парни, причем явно горожане, с винтовками военного образца, и они исчезали в горах… Если о чужаках и говорили, то шепотом, подальше от детских ушей, однако ребятишки, конечно, умудрялись услышать многое. Друзей у Себастьяна не было, обсудить догадки было не с кем, но даже своими силами он сумел разобраться в происходящем. Мальчику часто приходилось строить догадки о том, что пытались скрыть от него взрослые, в результате чего у него развилась незаурядная интуиция. К примеру, он давно понял: оккупация — это гадко, ведь людей упекают в тюрьму по поводу и без него. При внуке Сезар ограничивался ворчливым «у этих немцев ни к чему нет уважения…», но когда старый пастух забывал, что он рядом, начинались рассказы о том, как оккупанты наводят свои порядки и карают всех, кто отказывается подчиниться. Из этого следовало, что с немцами лучше вести себя повежливей. Например, нельзя произносить вслух слово «бош», хотя многие, не стесняясь, за глаза так называли немцев. Взрослым этого никто не мог запретить, а вот Себастьяну могли: «Потому что ты еще слишком мал!» Ну и ладно! Он все равно называл фашистов бошами или фрицами мысленно, про себя, как Сезар и Гийом, и как это делали деревенские мальчишки, когда играли в войну. Пусть он и не участвовал в разговорах старших, но уши-то у него на месте! Еще он знал, что в Италии начались восстания против оккупантов. Значит, скоро настанет черед бошей, и можно будет снова говорить вслух все, что думаешь!
