Действительно, если проанализировать состояние современных международных отношений, то можно с уверенностью утверждать: большинство современных международных конфликтов так или иначе связано с территориальным принципом организации человеческих сообществ.
Размеры территориальных владений в определенной степени оказывают влияние на мощь государства, а сохранение целостности исторической территории является основой обеспечения его национальной безопасности. Природные ресурсы и климат обусловливают демографические особенности населения, его плотность, структуру и возможности национальной экономики.
Географическое положение территории определяет:
• направленность экономических связей государств, а, следовательно, и зоны их внешних экономических интересов;
• относительную удаленность от «центров силы»;
• степень естественно-географической защищенности населения и стратегических объектов от природных катаклизмов и оружия массового поражения.
Кроме того, географическое положение территории определяет взаимоотношения между соседними странами, наличие буферных зон, отделяющих государство от потенциальных угроз экономического и военного характера, формирует направленность военного строительства, принципы размещения группировок войск на своей территории.
Таким образом, размеры территории государства и его географическое положение являются основой геостратегического баланса сил и приоритета в политике национальной безопасности.
Большинство конфликтов возникало хотя бы по одному из следующих оснований, в большей или меньшей степени затрагивающих территорию:
• проживание людей, принадлежащих одной этнической общности, под юрисдикцией сразу нескольких государств (курды, арабы, сербы, русские, евреи, китайцы);
• территория, которую одни этносы считают своей, находится под контролем других этносов (Косово, Нагорный Карабах, Ольстер, Чечня и др.).
К числу основных и самых опасных проявлений политической нестабильности, несомненно, относятся территориальные споры и притязания, обладающие, особенно во времена глобальных геополитических сдвигов, колоссальным деструктивным потенциалом. Территориальные конфликты на постсоветском пространстве, как правило, тесно связаны с этническим противостоянием и являются прямым следствием быстрого распространения именно этнического национализма.
Поэтому экстерриториальные конфликты, как правило, объединяют два понятия — этническую и территориальную составляющие конфликта и ведутся от имени этносов и этнических групп относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею.
Территориальные споры, возникающие во взаимоотношениях между суверенными государствами, строго говоря, не являются классическими этнотерриториальными конфликтами (ЭТК). Их логичнее называть территориальными межгосударственными (международными) конфликтами, так как в них вовлекаются не просто этносы, а государства, нации, общности, нередко полиэтнические.
Однако между типичными ЭТК и территориальными межгосударственными спорами существует теснейшая взаимосвязь. Практически все государства мира формировались как национальные с выраженной этнической (этнокультурной, этнолингвистической, геополитической, этнохозяйственной) доминантой, поэтому спорные территориальные вопросы между ними неизбежно, так или иначе, приобретают и этническую окраску.
В основе большинства конфликтов на постсоветском пространстве лежат преимущественно территориальные споры, вызванные следующими факторами:
• внеправовыми произвольными преобразованиями административных границ (Южная Осетия);
• «выдавливанием» иноэтнического населения с территории, на которой оно проживает;
• прошлыми депортациями, а затем возвращением на уже заселенную родную территорию (Чечня, Ингушетия, Крым);
• историческими спорами о принадлежности территории (Нагорный Карабах);
• требованиями азербайджанцев Марнеульского, Болнисского и Дманисского районов создания так называемой Борчалинской автономии;
• спорами между господствующей на территории нацией и этническими меньшинствами (Абхазия, Крым, Латвия, Эстония);
• претензиями на соседнюю территорию (Абхазия);
• стремлением этноса получить свою государственность в условиях ее наличия у аналогичных по уровню развития соседних этносов (лезгины);
• необходимостью образования собственной армянской автономии в Грузии (речь о движении лидеров «Джавахк», представляющем интересы армян в Ахалкалаки, где 92 % населения составляют армяне);
• стремлением сохранить свою государственность хотя бы на части государственной территории при наличии политических решений о присоединении остальной территории к соседнему государству (Приднестровье);
• борьбой за обладание морскими природными ресурсами в условиях неопределенности пространств (споры Литвы и Латвии относительно морских границ, споры России, Казахстана, Азербайджана, Туркмении и Ирана о режиме Каспийского моря);
• требованием шапсугской автономии на территории Большого Сочи;
• неурегулированностью вопроса о границах, отсутствием демаркации, а то и делимитации (границы Эстонии и Латвии с Россией).[7]
С конца 1980-х годов национальные меньшинства в условиях быстрого роста национализма и недоверия среди этнических групп старались использовать «автономистские» требования не просто для того, чтобы гарантировать свои права во вновь образующихся государствах, а чтобы оказаться либо вне этих государств, либо с родственными обычно соседствующими нациями или же с Россией, как в случае с Абхазией.
Обострение территориального вопроса и активизация националистических движений сами по себе не влекут межэтнической конфронтации широких масс или формирования «образа врага» в обыденном сознании. Выдвижение территориальных притязаний «от имени» этнической группы еще не означает солидарности этноса в целом с подобными требованиями. Намного опаснее те территориальные конфликты, в которых активной и наиболее радикальной части национального движения удается увлечь своими лозунгами большинство населения. Именно это произошло в таких конфликтах, как армяно-азербайджанский или грузино-абхазский.
Территориальные притязания вовлеченных в них сторон оказываются сродни национальной идее, консолидирующей весь этнос, что затрудняет поиск компромиссов. Но опасность представляют также этнотерриториальные конфликты, субъектами которых изначально выступают лишь незначительные по численности, зато наиболее активные и радикальные группировки соответствующих этносов (а таких конфликтов подавляющее большинство).
Тут стоит отметить интересную деталь: в 1992–93 годах, как правило, симпатии московских политиков были в основном на стороне «сепаратистов» других республик. Наиболее отчетливо такая позиция проявилась в ходе приднестровского, южноосетинского и абхазского конфликтов. Хотя есть и другой пример — в конфликте вокруг Нагорного Карабаха советские официальные органы почти открыто поддерживали Баку, а позже уже российские власти отдали свои симпатии Еревану.
