— Вот, можете передать вашему папеньке. Здесь все, о чем мы договаривались.
Антон спрятал папку в барсетку, предварительно сложив ее вдвое. Чиновничье сердце не снесло такого отношения к документам.
— Молодой человек, вы это… Будьте поосторожней. Имейте в виду, что документы эти сугубо конфиденциальные. Их никто не должен видеть.
— А я и не собираюсь их никому показывать.
— Я не об этом. Осторожней, в смысле… Ну, в общем… Этот участок… В общем, в него входит и старое зубчановское кладбище, заброшенное, говорят. Но все равно в интересах вашего отца, чтобы об этом раньше времени пресса не пронюхала. Или еще кто-нибудь. Вы меня понимаете?
— Понимаю. Договорились. Я это отцу передам. А не корреспондентам, как хотел сделать раньше.
Лицо у господина Чаева вытянулось перпендикулярно столу. Антон понял, что тут необходимо пояснение:
— Шутка.
Вот теперь все стало на свои места. Прощаясь, улыбались.
* * *
Аварийная карусель, крутившая машину, остановилась. Тамара вцепилась в руль так, что сломала несколько ногтей. Но это была наименьшая потеря из всех возможных. Радостная мысль «Жива! Жива!» сменилась неизбежным «Где этот гад?». Тамара вышла из машины. Посмотрела на вмятину. Повреждение было намного меньше того ужаса, что она испытала.
Навстречу бежал водитель «газели». Похоже, цыган. Ну конечно… наверно, пьяный. Ну, сейчас он получит!
— Ты что, ослеп?! Не видишь, куда прешь?!
— Девушка, я заплачу за ремонт…
После «девушки» Тамара немного смягчилась. Но не настолько, чтоб совсем успокоиться:
— Да что ты мне заплатишь?! Ты знаешь, сколько это стоит?!
Вслед за одним цыганом к месту аварии подбежал весь табор.
Тамара внутренне поежилась — сейчас еще обворуют. Хотя нет, пусть только попробуют. Я тут не кто-нибудь, я — госпожа Астахова…
И тут среди прочих Тамара увидела цыганку, ту самую, которую так боялась увидеть все эти годы…
Тамаре показалось, что у нее внутри все похолодело, как в рекламе жвачек с освежающим эффектом. Из оцепенения ее вывела одна мысль: «Бежать! Бежать! Бежать!»
Она даже успела что-то сказать. Кажется — «Я с тобой еще разберусь!». Но по-настоящему Тамара пришла в себя, только подъезжая к автозаправке Игоря.
В кабинет к нему вбежала с пылающими щеками.
Он, правда, понял это по-своему. Закрыл дверь изнутри и чуть было сразу не завалил ее на стол.
Тамара оттолкнула его. Крепко, но так, чтоб не обидеть.
— Игорь! Да погоди же! Ты не понимаешь, мне сейчас не до этого. Никак не могу отойти. Я в аварию попала.
Игорь приоткрыл жалюзи, просмотрел на машину, присвистнул:
— Да, баксов на 700–800. Но ты же жива?
— Да жива. Но меня до сих пор всю трясет.
Игорь налил минералку, протянул стакан:
— Бедненькая…
— Ты не представляешь, что мне пришлось пережить. Сначала удар, потом эти цыгане.
Тамара выпила воду одним глотком.
— Я так испугалась, что просто сбежала.
— Почему? ГАИ бы вызвала. Да еще и Петру Степановичу можно было бы позвонить. Он бы распорядился, чтоб их на всю катушку… Операция «Анти-табор-2»!
— Нет. Я не хочу с ними связываться. Я их видеть не могу!
— Ну, пожалуйся муженьку. Он человек влиятельный, надо будет — выкинет их из города.
— Нет, нет. Он ничего не должен знать о них. Ни-че-го! Там есть одна цыганка, которую он никогда не должен видеть. Ни-ког-да.
— Почему?
— Потому. Восемнадцать лет я не видела ее. Восемнадцать лет я боялась этой встречи, восемнадцать лет я надеялась, что она никогда, никогда не окажется в моей жизни. И вот она здесь…
— Ах ты, моя загадочная… Ты уже успокоилась? Может, тебя все же можно обнять…
* * *
Ловко Миро с Люцитой вывернули руль. Дамочка на своих четырех уехала. А «газельку» на обочину чуть ли не всем табором буксировали. Особенно Степан, всегда водивший старый автобус (тот, в котором Розаура с детьми ездит), поизгалялся:
— Ай да Миро, ай молодец! Всегда мне говорил: «Степка, не лихачь». Асам аккуратист! Моя «газелька», говорит, совсем новая, ее беречь надо. Сберег, как волк кобылу…
Миро и хотел бы что-нибудь ответить. Так ведь нечего.
Особенно Бейбут расстроился, посмотрел на подрихтованную машину и сказал:
— Эх, Миро, Миро. А еще говорят: цыгану ребенок — что хлеба кусок. От тебя же одни расходы.
— Да, отец, прости. Тут мне придется повозиться…
— Ладно. Хорошо, живы с Люцитой остались… Но я не понимаю, как ты в нее врезался? Ты что, на дорогу не смотрел? Или заснул за рулем?
Миро вспомнил, как Люцита схватилась за руль, как нажала на газ. Но тут же эти воспоминания и прогнал. Он мужчина, он сам довел ее до этого. Сам и ответ держать должен.
— Прости, отец, сам не знаю, как получилось.
— А Баро нас ждет.
— Я отремонтирую все. Тут дел часа на полтора. А Зарецкому позвони, скажи, что мы задерживаемся.
— Ага. Очень красиво. Барон нас ждет. Дочка к приезду сватов прихорашивается. А мы опять задерживаемся. Нет, сынок, бери мою машину и езжай. Если заблудишься, спроси Цыганскую слободу — Зубчановку. А Баро все объяснишь, извинишься от всего табора. Ну, а мы тут починкой займемся.
— Хорошо.
— А заодно и с невестой встретишься… Побеседуешь. Без лишних глаз-то. Понял?
Миро тяжело вздохнул:
— Вот теперь понял.
— Только будь осторожен. На сегодня аварий хватит. Мишто?
— Мишто, папа. Хорошо.
Отцовскую машину Миро вел совсем уж осторожно. Тем более что дорога была непростая. Приволжские холмы, покрытые лесом, резкие повороты. В общем — смотри в оба.
«Эх, Люцита, Люцита, — Миро грустно улыбнулся. — Хотела не пустить меня к невесте. А вышло так, что еще быстрей отправила. Одного, без всего табора. Сейчас, небось, опять плачешь на материном плече. А мне, кажется, уже совсем близко. Где-то за этим поворотом…»
А из-за поворота выскочило что-то большое, яркое. Да что ж такое! Что за день сегодня! Миро дал по тормозам.
«Что-то большое, яркое» оказалось молодой цыганкой в цветастой юбке верхом на лошади. Лошадь вздыбилась, но девчонка удержалась в седле, не упала. Наездница! А какая красавица! С первого же взгляда у Миро аж дыхание перехватило.
Цыганка легко спрыгнула с лошади и пошла к нему ругаться (впрочем, к этому Миро сегодня уже привык):
