– О Боже! – вскрикнула девушка, когда хлыст впился в ее спину, и крепко стиснула зубы, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль.
– Пощадите парнишку, сэр, – взмолился Дженкинс, явно страдая вместе с ней.
– Не сейчас, – задыхаясь, проговорил сэр Генри. Хлыст опустился еще раз, и у Аллегры опять вырвался невольный стон. Ее спина горела огнем, но она слышала тяжелое дыхание сэра Генри и надеялась, что наказание будет коротким – у тучного судьи не хватит сил больше чем на несколько жестоких ударов. С замиранием сердца она стала ждать следующего.
– Что это вы делаете, Кромптон?
Голос говорившего был глубоким и низким, а язык слегка заплетался. Аллегра, напрягшись, повернула голову, чтобы через плечо разглядеть незнакомца. Ридли! За ним, на дороге, стоял его экипаж, оттуда, хмурясь, вылезал молодой управляющий, торопясь присоединиться к своему хозяину.
– Не вмешивайтесь в это дело, Ридли, – проворчал сэр Генри. – Этот мальчишка – браконьер, он убил кролика, а кроме того, он наглец, каких поискать.
Виконт Ридли подошел к Аллегре. Его рот кривила высокомерная усмешка, и он был изрядно навеселе.
– Что до наглости и злобности этого создания, – произнес он, лениво растягивая слова, – то я и сам могу их засвидетельствовать. Но что касается остального, то здесь вы ошибаетесь.
Мужчина резко вытянул руку, на солнце блеснул нож, и Аллегра обнаружила, что ее руки свободны. Ридли тут же без всяких церемоний схватил ее и развернул лицом к сэру Генри:
– Это вовсе не мальчишка, Кромптон.
Виконт сгреб в кулак и без того разодранные рубашку и жилет Аллегры и, рванув их вниз, обнажил ее груди. Увидев их, он довольно ухмыльнулся.
Она вскрикнула и обхватила себя руками, тщетно пытаясь прикрыть свою наготу. Сэр Генри ошеломленно уставился на нее, а его слуги принялись хохотать и награждать друг друга тычками. На лице Дженкинса появилась растерянность, а управляющий Ридли густо покраснел. Ридли открыто наслаждался произведенным эффектом.
– Так она еще и браконьерша? Говорите, она убила кролика? Да, крошка, с тобой надо держать ухо востро. Ну ничего, я попробую тебя спасти.
– Чтоб ты провалился, – пробормотала Аллегра. Пожалуй, лучше уж сэр Генри с его хлыстом, чем Ридли с его жадным ртом и похотливыми глазами.
Сэр Генри наконец пришел в себя.
– Не важно, парень она или девка, – сказал он, – но она убила в лесу кролика.
– Это так, крошка? – спросил Ридли и пьяно покачнулся.
– Я была голодна! – выкрикнула Аллегра. Девушку начало трясти, то ли от ярости, то ли от голода, то ли от стыда из-за того, что ее прилюдно раздели и никому, похоже, нет до этого дела. – Но я умею о себе позаботиться: уж вы-то, милорд, убедились в этом на собственной шкуре! – добавила она злорадно.
Ридли засмеялся и потер губы тыльной стороной ладони.
– Увы, – сказал он. – Вряд ли я еще несколько дней смогу как следует наслаждаться пищей. Но если ты, крошка, была голодна, ты, по-моему, могла бы найти и другой способ заработать себе на хлеб. Например, я был бы рад предложить тебе…
Он многозначительно улыбнулся и лениво поднял руку; его длинный палец погладил плечо Аллегры, скользнул по ключице и коснулся мягкой ямки под горлом.
Девушка отшатнулась, чувствуя себя зверьком, попавшим в капкан.
– Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты! – выкрикнула она с вызовом.
– Вот, мисс, наденьте.
Управляющий Ридли подошел к Аллегре, снял с себя камзол и помог ей надеть его. Она поморщилась от боли. Брови управляющего сошлись на переносице; он был явно смущен отвратительной сценой, разыгравшейся у него на глазах, и бездумным пьянством и распущенностью своего хозяина. Ридли повернулся к сэру Генри.
– Вы уже достаточно позабавились, Кромптон, – сказал он. – Отдайте теперь девчонку мне.
Сэр Генри выпятил свою толстую нижнюю губу.
– Кажется, вы забыли о существовании Черного закона, Ридли. У этой девчонки был нож, и она одета в мужское платье. К тому же бродяжка призналась, что украла кролика. Я, а не вы мировой судья в этом приходе. И я говорю, что эта проклятая воровка предстанет перед выездной сессией суда присяжных.
– Не спешите, Кромптон. Может быть, я смогу…
– Оставьте меня в покое, – перебила Аллегра. Мысль о том, что от ее имени будет говорить такой негодяй, как Ридли, была ей омерзительна. Как знать, чего он потребует взамен. И его заступничество совершенно излишне. Сэр Генри говорил, что не собирается сажать ее в тюрьму, но теперь из-за неприязни к виконту, похоже, переменил решение. Аллегра с ненавистью посмотрела на Ридли: – Уйдите! Мне не нужна ваша помощь.
Виконт тихо выругался, взял ее за плечо и сильно встряхнул.
– Глупышка, – пробормотал он чуть слышно. – Неужели тебе нисколько не дорога жизнь? Я попытаюсь спасти тебя, но для этого ты должна придержать свой дерзкий язык.
Он повернулся к сэру Генри и изобразил на своем лице скучающую улыбку.
– Что нужно, чтобы вы передумали?
Кромптон тоже улыбнулся, внезапно осознав себя хозяином положения:
– А почему я должен передумать?
– Потому что эта девчонка меня интересует.
Улыбнувшись еще шире, Кромптон положил руку на эфес шпаги.
– Не хотите ли сразиться за нее, милорд? – вкрадчиво осведомился он. – Я вижу, что вы не вооружены, но я могу послать слугу за шпагой.
В оцепенении, которое вдруг охватило Ридли, было что-то пугающее.
– Нет, – тихо произнес мужчина, и Аллегре внезапно подумалось, что он, пожалуй, не так пьян, как казалось.
Кромптон удовлетворенно хохотнул:
– Значит, истории, которые я слышал о вашей боязливости, правда? Если я назову вас трусом и брошу вам в лицо перчатку, вы будете со мной драться?
Ридли вымученно рассмеялся:
– Нет.
Кромптон в восторге хлопнул себя по ляжке:
– Клянусь честью, меня не обманули! Не зря, ой, не зря вас называют трусом из Бэньярд-Холла!
Он с ухмылкой посмотрел на слуг, упиваясь своим триумфом.
Управляющий Ридли взревел и, сжав кулаки, бросился вперед.
– Милорд, неужели вы не ответите на оскорбление? – вскричал он.
Ридли не спеша подошел к столу и взял кружку с вином, из которой пил сэр Генри. Отхлебнув из нее изрядный глоток, он вытер рукой губы и пожал плечами:
– С какой стати мне драться? Мне нужно только одно – эта девица. Она не стоит того, чтобы устраивать из-за нее дуэль.
Виконт посмотрел на кружку с недовольной гримасой и сделал знак хозяину постоялого двора:
