— А о чем я подумала?
— Сама знаешь. — Саша протянул руку через стол и накрыл ею Надину кисть. — Пальцы холодные, — заметил он и сильнее стиснул их. — Сейчас, сейчас мы погреем… Так вот, продолжаю, женщина никогда не догадается о главном отличии… — Он подался через стол к ней. — Так ты хочешь узнать, Надя?
— Хочу! — Она смело взглянула на Сашу.
— Мужчины любят власть так же сильно, как сладкое.
Она пожала плечами и сказала:
— Как просто. Но женщины тоже любят власть, неужели ты не знаешь?
— Только в отместку. Ну, и может быть… Они любят ее по-детски. Как ребенок, который тянет в рот чужую игрушку.
— Ты в этом уверен? — Надя с искренним удивлением посмотрела на Сашу.
— Не только я. Мы все в этом уверены.
— Вы все? На телевидении?
— В жизни.
— Но… — Надя внезапно вскинула голову, будто ее осенила бесспорная мысль. — А вот когда вы с Игорем вошли в электричку и запели, вы оба попали в нашу власть. В вагоне ехало больше женщин. Это мы вам могли дать деньги, а могли не дать.
— А мы не за ними пришли, — засмеялся Саша. — Мы пришли за тобой.
— За мной? — Надины светло-зеленые глаза стали круглыми, как недозрелые сливы.
Саша хмыкнул и запил смешок чаем.
— А пирожное невероятно вкусное, — похвалил он. — Ты еще не попробовала свое. Сло-е-но-е. Я заметил, девушки твоей комплекции, — он окинул ее таким взглядом, что Надя испугалась, как бы не покраснеть, но удержалась, — любят слоеные пирожки с капустой… Но ты заказала…
Надя засмеялась.
— Да. Я тоже люблю слоеные пирожки с капустой. Но… я их ем в обычной компании.
— А моя компания, значит… Что ж, я польщен, — заулыбался он. — Ну так ты согласна, что попала под нашу с Игорем мужскую власть?
— Д-да… — сказала Надя. — Пожалуй. Но скорее — под власть песни, в которой были две строчки… Важные для меня в ту минуту. — Она поднесла чашку ко рту. — Вкусный чай, — похвалила она, на самом деле ощутив аромат хорошего чая.
— Дарджалинский, без обмана, — согласился Саша. — За что и люблю эту кофейню.
Надя кивнула, хотя название чая не говорило ей ни о чем особенном. Она смотрела, как он подцепил на вилочку кусочек бисквитного пирожного и понес ко рту.
— Когда мы просмотрели пленку, которую сняли скрытой камерой, мы оба увидели тебя. Сразу.
Она молчала, ожидая продолжения.
— Ты ведь уже знаешь, что подтвердила нашу мысль, которая подтолкнула нас к теме передачи. — Саша проглотил кусочек и промокнул губы салфеткой. — О том, что все-таки текст песен первичен, а музыка вторична.
— А разве с этим кто-то спорит? — Надя вскинула брови. — Моя знакомая девушка-акын…
— Что? Что ты сказала? — Он открыл рот, готовый расхохотаться. — Девушек-акынов не бывает.
— Бывают. Хотя редко, — ответила Надя так напористо, что Саша поднял руки, и Надя увидела золотые от солнца волоски выше запястья. Она почувствовала, как рот наполнился слюной, словно в горле застрял кусочек слоеного пирожного. Сухой, без нежного крема. Он перекрыл горло, и Надя не могла продохнуть. Глаза ее метнулись к расстегнутому вороту рубашки. Из него тоже выглядывали волоски, но они были темные, не позолоченные солнцем.
— Ладно, так что девушка-акын?
— Когда она поет, то все ловят каждое слово. Она иногда говорит такое, что…
— Что?
— Что сбывается.
— А разве то, о чем поется в других песнях, не сбывается?
— Редко. — Она отмахнулась. — Но…
— Например? Говори, — потребовал Саша.
— Я не помню, — поморщилась Надя.
Он настойчиво повторил:
— Говори.
— Ладно. Две строчки из вашей с Игорем песни. — Она улыбнулась. — «Кто вам сказал, что надежда потеряна»…
— … «Кто это выдумать мог», — подхватил тихонько Саша. — Здорово совпало. Тебя зовут Надежда. Да и твоя надежда точно не потеряна.
— А тогда она была почти потеряна, я тебе уже рассказывала.
— Но не Надежда с большой буквы, — настойчиво повторил Саша, поднимая вверх указательный палец.
— Нет.
— Ты очень взрослая, Надя. — Он улыбнулся и пожал Надины пальцы. — Слушай, они уже стали совсем горячие.
— Да. — Надя с трудом проглотила слюну. Она выдернула руку из его ладони и взяла вилочку. Наколола кусочек пирожного и отправила в рот. Она стиснула его зубами, и ей показалось, что челюсти свело. Она замерла, не зная, что услышит дальше.
— Есть люди, которые до глубокой старости остаются детьми или подростками.
— Это ты о…
— О степени человеческой зрелости, — пояснил Саша.
Надя проглотила, помолчала, втыкая вилку в пирожное и отделяя новый кусочек.
— Какие еще бывают степени зрелости? — наконец спросила она.
— Как и в обычной жизни. Все стадии, которые проходит человек от рождения. Взрослые люди до конца дней могут оставаться на уровне грудного младенца, малыша, который только что научился ходить, подростка, юноши. Но есть и по-настоящему взрослые люди. Это ты.
— А ты? — Надя посмотрела на него в упор. — Ты кто?
Саша засмеялся.
— Я недавно перешел на стадию юноши. Я так думаю.
— Откровенно, по крайней мере, — сказала Надя, чувствуя необыкновенную легкость. Как будто только что Саша помолодел на десяток лет, которые их разделяли. Что бы он ни говорил, но ему уже за сорок. Да, он хорошо выглядит, но она-то знает, сколько ему лет. Его сын Игорь закончил университет.
— Так чем же я, взрослый человек, отличаюсь от вас, уважаемый юноша? — Надя откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, как это делала Клавдия Михайловна.
— Отвечаю. Знаешь, какой принцип исповедует взрослый человек? — Он сделал паузу и сам ответил на свой вопрос: — Радуйся всему хорошему и не расстраивайся, если что-то не складывается. Разве это не твой принцип? Будь ты, Надя, человеком другой степени зрелости, ты бы не сидела здесь сейчас.
— А где?
— Да ты бы плакала, забившись в угол, в своем сером и скучном Копчагае.
— Ты там был? — спросила Надя.
— Был однажды. В командировке. Знаешь, у меня цветное восприятие мира. Я должен признаться, что от твоего города у меня в памяти остался сплошной серый цвет. Без единого пятнышка.
— Даже от неба?
— От него тем более. Я не видел на нем солнца.
— Хорошо. А говоришь, что ты юноша? Какой главный принцип у тебя?
— О-о… У нас, вечных юношей, тысяча вопросов к жизни. И мы от первого до последнего дня ищем на них ответы. Я чувствую, что многие меня не понимают. Очень часто я и сам себя не понимаю.
