Однако ее дерзость и высокомерие ничуть не уменьшились от того, что он так грубо притащил ее в спальню.
Оглядев комнату, Джеймс стал прикидывать, с чего начать ее перевоспитание.
В стене напротив двери было три окна — два небольших и одно большое с подоконником, на котором как раз сидела его жена. Для аристократки спальня была обставлена слишком скудно: кровать, грубо сколоченный стол с двумя ящиками, трехногая табуретка и ширма.
По всей комнате стояли у стен и лежали на полу многочисленные картины на религиозные сюжеты. На досках и пергаментной бумаге были запечатлены сцены Благовещения и Крещения Христа. Взгляд Джеймса остановился на столе.
Стол был завален горшочками с красками, яйцами, тряпками. Палитра и несколько кистей валялись на полу.
Картины, Он был настолько сосредоточен на том, чтобы вести свою невесту к алтарю, когда в первый раз был в ее комнате, что даже не заметил, что она художница.
На какое-то мгновение он вспомнил о небольших изысканных миниатюрах, о которых ему говорил король, требовавший, чтобы Джеймс их повсюду, где он бывал, разыскивал. Если их пишет его жена, тогда незачем даже думать о создании с ней нормальной семьи или утверждаться в этом доме в качестве ее лорда-повелителя. Долг велит ему привезти ее в Лондон и передать своему сеньору. Впрочем, то, что она пишет картины, скорее всего просто совпадение. Она девушка из хорошей семьи, девственница, не знакомая с плотскими наслаждениями. И все же…
Взяв за руку, он стащил ее с подоконника и обвел взглядом комнату.
— Кто все это написал?
— Я, — ответила она, выпрямив спину.
С минуту он внимательно на нее смотрел, потом начал перебирать валявшиеся на столе предметы, и от каждого его движения — брал ли он в руки кисть или баночку с краской — она вздрагивала.
Как он уверен в себе.
Вообще-то она может к нему привыкнуть. Привыкнуть к тому, что он трогает ее вещи. И к тому, что он будет прикасаться к ней.
Не отпуская ее руку, он открыл один из ящиков стола и начал в нем шарить. Невозможно представить, чтобы художник, которого король захотел повесить, был женщиной. Еще более невозможно вообразить, что это его молодая жена. Но он научился быть скрупулезным во всем. Когда он выдвинул второй ящик стола и сунул в него руку, она вздрогнула.
В ящике лежало несколько небольших картин на пергаментной бумаге. На всех были изображены фигуры с золотым нимбом вокруг головы.
Оставив ее стоять в середине комнаты, он методично проверил комнату в поисках еще каких-либо картин. Но нашел только картины на религиозные сюжеты — изображения Христа, ангелов, святой Девы Марии. Ничего сексуального. Никаких изображений короля или его придворных в компрометирующих позах.
— Других картин у тебя нет? Только на религиозные темы?
Подняв подбородок, она посмотрела на него с таким высокомерием, словно это она была в два раза выше его ростом.
— Я собиралась стать монахиней.
Он приподнял покрывало и заглянул под кровать. Там, среди пыли и паутины, лежала небольшая сумка. Он достал ее и открыл. Внутри лежал кусок сыра, хлеб и еще кое-какие скудные припасы.
— Что это такое?
— Ничего, — ответила она, сглотнув.
— Ты куда-то собиралась?
— В монастырь.
— Ты не будешь монахиней. Ты моя жена.
— Только потому, что нам вас навязали.
— Этого не произошло бы, если бы ты и твоя семья выполнили свой предназначенный Богом долг перед королем.
— Люди сами устанавливают свои правила и просят благословения у Бога.
— Возможно. Но закон Бога: жена да убоится мужа своего.
— Я уверена, что Бог оправдывает женщин, которые замужем за жестокими демонами. — Она демонстративно села на трехногий табурет и стала вертеть кисть, торчавшую из банки с какой-то жидкостью. — Помнится, в Библии похвалили женщину — забыла, как ее звали, — за то, что она пригвоздила к земле голову своего мужа.
Ее слова вызвали у него неприятное чувство, и он решил, что надо будет держать ее в узде. Он заметил, как она вздрагивала всякий раз, когда он брал в руки ее кисти, и понял, что ее работа очень много для нее значит. Пока она не научится ему повиноваться, он не разрешит ей заниматься живописью.
Он подошел к двери и приказал стоявшим в коридоре охранникам принести большой сундук. Он будет укрощать ее постепенно, шаг за шагом, — вознаграждать за уступчивость и наказывать за дерзость.
Охранники принесли средних размеров сундук.
Когда они ушли, он поставил его на пол перед столом и открыл ногой. Потом высыпал в него содержимое сумки — продукты, кисточку и несколько золотых монет.
— Сложи все свои принадлежности для живописи сюда.
— Что? — У нее было такое выражение лица, будто он ударил ее.
— У тебя больше не будет времени на такие пустяки. Теперь тебе придется вести домашнее хозяйство, заботиться о своем муже и рожать наследников.
Бренна с трудом удержалась, чтобы не взорваться.
Как же она его ненавидела!
Даже когда он просто трогал ее кисти, ей казалось это оскорбительным. А теперь он хочет лишить ее любимого дела, которому она собиралась посвятить всю свою жизнь, будто это нечто ничтожное. Ее сердце так забилось, что она ощутила спрятанный на груди кинжал. Как заставить его отложить оружие и снять доспехи, чтобы получить возможность убить его?
Джеймс подошел к ней. Все его движения были рассчитанными, точными.
Интересно, подумала она, акт их интимной близости будет так же выверен?
Черт побери! О чем она думает? Она не собирается ложиться с ним в постель. Она собирается его убить.
Он остановился прямо перед ней, заслонив собой все пространство вокруг.
Она повернула голову в сторону окна, чтобы избежать взгляда на оказавшуюся перед ее глазами металлическую пластину, прикрывавшую его мужское достоинство. Оно было такое… большое.
— Миледи, — сказал он, — не надо осложнять себе жизнь. Соберите ваши принадлежности.
Гнусное животное. Ярость сжимала ей грудь. Ну почему ее сестра не поторопится и не даст долгожданный сигнал, что уже можно зарезать это чудовище?
Но ведь еще не наступили даже сумерки.
Просто силой ей его не одолеть. Придется заставить себя ждать подходящего момента. Она разложила кисти ровными рядами на дно сундука. Если она сама этого не сделает, Монтгомери скорее всего просто швырнет туда все без разбору. Краски будут попорчены, кисти перепутаны его грубыми руками.
Он взял баночку с синей краской и стал вертеть в руках.
— Ты поступила неразумно, жена, оскорбив меня на виду у моих людей.
