— Нет. Просто не пью, и все.
— Как это «просто»? Почему?
Павел между тем почти насильно вложил мне в руку стакан, на одну четверть заполненный виски, я с отвращением посмотрела на коричневую жидкость, поморщилась и пояснила:
— Не переношу спиртного, вот почему.
Все опять рассмеялись, и я с грустью подумала о том, что они запросто могут меня испортить своими подхалимскими восторгами. Чего доброго, я еще поверю в свой клоунский талант.
Павел стал объяснять компании, что мне всего тринадцать лет, что в школе я не училась и, соответственно, дурных привычек не успела заиметь и что работа в газете отнимает столько сил и времени, что не до выпивки, совершенно понятно.
— Пусть девушка расскажет нам, как там поживает журналистская общественность, — сказал мужчина с неприятным птичьим лицом.
— Пусть, — согласилась я. — Пусть расскажет.
И оглянулась вокруг, как будто в поисках той самой девушки.
Седовласый Павел пришел в окончательный восторг и шепотом заверил меня: «Вы прелесть, просто прелесть».
Через полчаса мне стало ясно, в чем смысл жизни. В близости к власти. За то время, что я провела у барной стойки, каждый из присутствующих там джентльменов как бы между прочим успел помянуть по паре-тройке ведущих политиков: «Вчера два часа втолковывал Сереже (Кириенко), что так нельзя», «Толик (Чубайс) умолял меня приехать сегодня, но я не смог», «Гена (Селезнев) названивал весь день, опять что-то нужно»… Я уже совсем собралась сказать, что Вова Путин приходится мне родным племянником и все время клянчит деньги на мороженое, но властная тема вдруг резко иссякла, и начались разговоры другого плана.
— Вы здесь одна? — спросил меня человек очень светского вида в смокинге.
— В каком смысле? — уточнила я, хотя смысл вопроса был мне совершенно понятен.
— Вы приехали… — он замялся, — сами по себе?
— Нет, конечно. Кто ж меня пустил бы сюда саму по себе? Я приехала по редакционному заданию.
— Одна? — Похоже, человек в смокинге не привык особо церемониться.
— Я ехала на автобусе, — мило улыбнулась я, — то есть в обществе примерно тридцати пассажиров.
— На автобусе? — похоже, присутствующие не подозревали о существовании такого вида транспорта.
Павел широко отрыл рот, намереваясь, наверное, сказать что-то умное, но в этот момент в зал вошел Леонид.
— Наконец-то, — вырвалось у меня, и, прежде чем я прикусила язык, Павел набросился на меня с требованием объясниться, причем в голосе его слышались собственнические нотки (не рановато ли?):
— Кто это? Вы его ждали? Вы приехали вместе?
— Это Манукян, — произнесла я со всем возможным почтением и легкой дрожью в голосе. — Или вы его не узнали? Мне велено взять у него интервью, но, боюсь, он мне откажет. Манукян с журналистами не общается. — Я горько вздохнула. Оставалось надеяться, что правило «голого короля» сработает и никто из присутствующих не рискнет признаться, что не знает, кто такой «сам Манукян».
— Хм, хм, — один из мужчин озадаченно почесал голову. — Понимаю, почему сюда прислали именно ВАС. Потому что вам, милая Александра, не сможет отказать ни один здравомыслящий человек. Вам отказать невозможно, поверьте старому отшельнику. Я бы лично дал вам не только интервью.
— А Манукян — здравомыслящий? — взволнованно спросила я.
— Насколько мне известно — да, — ответил «отшельник».
— Откажет! — Я покачала головой. — Вот чувствую, откажет. Готова поспорить…
— На конфетку? — усмехнулся Павел.
— Зачем же? — Я окинула его гордым взрослым взглядом. — На бутылку виски.
— Идет! — Павел протянул мне руку, и мы заключили пари.
— Берусь поспособствовать, — предложил тот, что в смокинге, — использовать, так сказать, свое давнее знакомство с гражданином Манукяном. Кстати, он мне кое-чем обязан…
Если бы я доподлинно не знала, что Леонида он видит впервые, а никакого Манукяна вообще на свете не существует, у меня бы и тени сомнения не возникло в правдивости его заявления. Такой простой искренний тон… К тому же он дружески помахал Леониду рукой, и тот, подслеповато щурясь, рассеянно кивнул в ответ.
— Идите к нам, — позвал Леонида Павел, — мы вас уже заждались.
Леонид медленно приблизился, раскланялся со всеми, но руки никому не подал. Взобравшись на высокий табурет у стойки, он углубился в изучение карты вин.
— Не советую экспериментировать, — кашлянув, сказал Павел. — Мы, боясь подорвать здоровье неизвестными напитками, употребляем виски.
— Экспериментировать — моя профессия, — не оборачиваясь, ответил Леонид. — Но я, пожалуй, соглашусь с вами. Виски, пожалуйста.
Пока бармен наливал политтехнологу безопасный напиток, Павел втиснулся между стойкой и Леонидом и радостно представился:
— Павел Васильев, политолог.
— Гений, — ответил Леонид и пожал протянутую руку.
— Да? — Павел удивленно вздернул брови. — Про себя такого сказать не могу. В лучшем случае, талант, да и то… Скорее, просто хорошие аналитические способности. Впрочем, я не комплексую, гении сейчас так редки.
— Гений — это мое имя, — терпеливо объяснил Леонид. — Извините уж моих родителей, они были мечтателями.
Павел позорно заткнулся под насмешливыми взглядами окружающих. Действительно, мало того, что он не знает имени самого Манукяна, так еще и иронизирует неизвестно над чем.
— Ваши родители не ошиблись с именем ребенка, — подобострастно пискнула я. Леонид снисходительно кивнул мне, но тут же равнодушно отвернулся. Нет, он был поистине великолепен в своем жлобстве! Даже у меня он уже вызывал отвращение, представляю, что чувствовали остальные.
«Давний знакомый Леонида», тот, что в смокинге, отважно бросился мне на помощь:
— Позвольте представить вам, Гений, нашу прелестную приятельницу Александру. Она — политический обозреватель и давняя ваша поклонница. В первый раз она рассказала мне о том, что хочет с вами познакомиться, еще два года назад.
— Два года? — Леонид посмотрел на меня с чуть большим интересом. — Но тогда я практически только начинал.
— Но начинали вы ярко! — выкрикнула я.
Вся эта мистификация меня забавляла и пугала одновременно. Неужели так просто ввести в заблуждение бывалых акул, плещущихся в бурных политических волнах? Неужели так легко заставить их поверить в существование могущественного политтехнолога, о котором еще час назад никто ничего не знал?
Получается, что просто, иначе они не включились бы с такой охотой в игру под названьем «кошки-мышки».
— Два года — это срок, — глубокомысленно заметил «смокинг», — а для такой очаровательной дамы — и подавно. Женские привязанности сродни погоде, то есть переменчивы. Александра побила все рекорды, так долго храня верность вам.
