— Осознала? Я рад за тебя. Если мой преемник будет пользоваться твоим уважением, он дольше продержится. Ты его тоже не станешь опускать при всех… Меня, значит, ты, по собственному признанию, опускала? По зековской терминологии — делала из меня педика. То есть евнуха. Человека без мужских половых признаков.
— Так я жду. Кончай трепаться, а? Все равно тебе некуда деваться.
— Я прошу тебя выйти из комнаты. Мне надо одеться, а я не могу делать это при посторонней женщине.
— Ах, вот как, я уже посторонняя?! А Наташка — нет?
— Прошу тебя, Наташу не тронь. Она меня от позора спасла. Взяла с помойки, куда ты меня без сожаления выкинула…
Наташа сидела ни жива ни мертва. Только этого ей не хватало. Их маленький городок ничем не отличается от деревни. Как говорится, на одном краю чихнули, на другом говорят «будьте здоровы!». Она тут же попадет в скандальную хронику, чего прежде никогда не было. Наташа Рудина — и скандалы? Наташа Рудина — и сплетни? Тихая, спокойная женщина, о которой никто не смог бы сказать ни одного худого слова!
«Хочешь не хочешь, — сказал ей внутренний голос, — а время упустила. События покатились, как ком с горы. Покуражиться ей захотелось. Вот и получай!»
В комнате между тем разгорались страсти.
— Пальчевский, ты меня знаешь!
— Имел возможность узнать.
— Учти, я устрою такое, будет тошно и тебе, и ей! — Она передразнила: — «Наташу не тронь!» Еще как трону! Идиллию развели. По мне, если хочешь знать, вот ТАКОЕ — хуже физической измены. Там — мужик штаны надел и обо всем забыл. До другого раза. А здесь — сю-сю, вздохи, томные взгляды… Я эту хренотень вам поломаю!
Тамара выскочила из комнаты и примчалась в кухню к Наташе.
— Сидишь радуешься? Довольна, что семью поломала?
Что называется, с больной головы на здоровую. Наташа была ошеломлена и не сразу ответила. Но поскольку Тамара нависала над ней в ожидании, то мяукнула первое пришедшее в голову:
— Ты считаешь меня во всем виноватой?
— Считаю. На фиг ты сунулась со своими деньгами? Милые бранятся — только тешатся. Свои собаки грызутся — чужая не мешай! Ты бы на водку деньги не дала, посмеялись бы и забыли. Или ты такого момента и ждала?
— Тамара, что ты несешь?!
— Несу то, что взяла! Не думаешь же ты, будто я тебе своего мужа вот так и отдам, за здорово живешь? На твои проклятые деньги!
Она бросила Наташе под ноги купюры, так что они разлетелись веером по всей комнате, и отошла, чтобы видеть и Наташу, и вышедшего из комнаты Валентина.
— А теперь слушайте меня, голубки! Я даю вам полчаса. Слышите, полчаса на то, чтобы прийти в себя и осознать, что нет Ассоль, капитана Грэя, а есть женатый человек и одинокая женщина, возжелавшая чужого мужа…
— Да не желала я никого!! — закричала Наташа.
Она и в самом деле никогда прежде не воспринимала Валентина иначе, кроме как женатого человека, мужа своей подруги. Думала, конечно, что Тамаре повезло: муж у нее хороший, добрый, разве что несколько флегматичный. Вот и все мысли о нем.
Но теперь Тамара своими инсинуациями направила ее мысли в иное русло. То есть Наташа подумала о том, почему столько лет Валентин живет в унижении, с женщиной, которая ему совершенно не подходит… Причем от своей крамольной мысли даже не ужаснулась. Наверное, потому, что была зла на подругу. Дружба еще не предлог для хамства. Или Пальчевская просто демонстрирует свою суть, которую Наташа старалась прежде не замечать?
Если подумать, она всегда ни с кем не считалась. Да и с Наташей тоже — пока не сталкивались их интересы. И пока можно было время от времени собираться на девичник и трепаться о том о сем…
— Возможно, я тебе и поверю, — между тем продолжала Тамара. — Если ты исправишь ошибку, которую совершила.
Опять этот тон! Если они обе виноваты, то почему Тамара игнорирует свою вину, а все сваливает на Наташу? Думает, и она должна ее бояться, как Валентин?
— Вообще-то, я думаю, ты не врешь, — с издевкой продолжала та, — но Валик отчего-то решил, что может остаться с тобой. Иначе со мной не стал бы ссориться. И знаешь почему?
— Почему? — растерянно переспросила Наташа.
— Потому что ты дала ему надежду.
Надежду? Это же надо такое придумать! В чем это выразилось? В том, что Наташа оставила его ночевать? И постелила ему на этой узкой кушетке? И собиралась накормить завтраком?
Тамара сняла с вешалки куртку Валентина и бросила ему:
— Одевайся!
Куртка так и упала на пол, а Валентин спокойно покачал головой и проговорил:
— Ты торопишься. У нас с Наташей есть еще тобой подаренные полчаса.
— У вас с Наташей? — с нажимом повторила Тамара, словно не могла поверить в услышанное.
— У нас с Наташей.
За Тамарой с громким стуком захлопнулась дверь, и в квартире настала прямо-таки оглушительная тишина.
Наташа вернулась на кухню и собрала валявшиеся на полу деньги. Ну вот, а думала, придется до зарплаты занимать! И ничуть не обеспокоилась, в каком виде предстала перед Валентином: ползает по полу, деньги собирает…
А он немного постоял и пошел в комнату складывать белье, которое она ему постелила.
— Это куда можно положить?
Наташа машинально взяла из его рук стопку белья, подушку, одеяло и отнесла в шкаф. Двигалась по своей вдруг ставшей тесной квартирке и все недоумевала: как могла ее тихая обитель стать ареной такой ожесточенной жизненной битвы? Наташа никогда не была воином. Рыть окопы — это пожалуйста, но брать в руки винтовку…
А Валентин между тем спокойно пошел на кухню. Не хотел мешать Наташе наводить в комнате порядок. И в самом деле, идиллия. Два любящих супруга проснулись в воскресное утро. На работу идти не нужно, и поэтому оба не торопятся.
Интересно, зачем Валентину эти полчаса? Решил над женой покуражиться, попугать ее?
Она тоже побрела на кухню. Отчего-то Наташе представлялось, что Валентин сидит, схватившись за голову, и на его лице написано отчаяние.
Ничего подобного. Ее нечаянный гость налил в чашки чай себе и ей и теперь резал хлеб для бутербродов. Как он может?! В такое время думать о каких-то бутербродах! Да еще так аккуратно, не торопясь, намазывать на хлеб масло!
Наташа никак не могла успокоиться. Ее бросало из стороны в сторону. Вернее, ее мысли. То есть думала она то о распоясавшейся Тамарке — в конце концов, чья это квартира и что она себе позволяет: врываться, предъявлять какие-то ультиматумы, кричать на хозяйку. То о Валентине, который расположился у нее дома, как будто Наташа и вправду дала ему какую-то там надежду. Он что же, думает, будто она и в самом деле оставит его у себя? Чтобы вся фабрика и весь город на нее пальцами показывали?
