– У меня хорошая новость! – воскликнула она. – Благодарение Богу, через месяц ты выйдешь замуж. И твой жених еще лучше, чем у сестры, на всю деревню такой один!
Захра затаила дыхание и стиснула руки. Значит, родители Абду согласились, чтобы их сын женился на ней!
– Возблагодари Бога, шейх Хамид просит тебя в жены, – сказала мать. – Ты счастливая, счастливая девушка!
Белый шелковый шарф выскользнул из пальцев Захры.
ГЛАВА 3
– Ну почему у тебя душа не на месте, Амира? – спросила Марьям подругу, обрывавшую листочки с куста розмарина и кидавшую их в садовую корзинку. Амира выпрямилась и сбросила на плечи покрывало – ее черные волосы засияли на солнце. Подруги работали в саду, но Амира была одета нарядно и изысканно, словно для приема гостей. Черный цвет изящной блузы и прямой юбки был данью давнему трауру по мужу и по только что скончавшейся невестке. Амира заказывала платья у лучших портных Парижа и Лондона и тщательно ухаживала за лицом: выщипанные и нарисованные брови, зачерненные – по египетской моде – веки и рот в густо-красной помаде. Покрывало, сброшенное на плечи, она могла поднять сразу после появления посетителя и, закутав им нижнюю половину лица, обменяться с гостем рукопожатием, обернув свою руку краем покрывала. Она ответила подруге не сразу.
– Я беспокоюсь за сына, – вымолвила она наконец, бросая теперь в корзину мелкие цветочки. – Он сам не свой после похорон.
– Ибрахим горюет о жене, – отозвалась Марьям. – Такая молодая, прелестная… И погибла только две недели назад, – конечно, он еще не пришел в себя. Но время лечит.
– Дай Бог, чтоб ты была права…
Садик Амиры, выделенный в большом саду, достался ей в наследство от матери мужа. Та устроила его по образцу сада царя Соломона, описанного в Библии, и он был наполнен ароматами камфары и нарда, шафрана, аира и корицы, мирры и алоэ. Амира добавила к ним такие лечебные растения, как окопник, кассия, сладкий укроп, и некоторые другие, – она приготавливала из них целебные настои, эссенции и мази. Было жаркое время сиесты, когда магазины и учреждения в Каире закрываются на несколько часов, – Амира всегда в эти часы принимала знакомых. Марьям Мисрахи, жившая в соседнем большом доме, приходила чаще всех. Выше ростом, чем Амира, в ярко-желтом летнем платье, с огненно-рыжими волосами, не прикрытыми покрывалом, она походила на тропическую птичку колибри.
– Ибрахим исцелится, – сказала Марьям, – Божьей милостью. – Последние слова она произнесла на иврите: Марьям, чья фамилия Мисрахи означала «египтянка», была еврейкой. – Но я вижу, Амира, что тебя беспокоит не только Ибрахим, есть еще что-то. Я хорошо тебя знаю и вижу, что душа твоя в тревоге.
Амира отогнала от своего лица пчелу.
– Мне не хотелось обременять тебя своими заботами, Марьям.
– Что ты говоришь? Разве мы не делили все эти годы радость и беду, не растили вместе своих детей? Мы с тобой сестры, Амира…
Амира подняла корзину, уже наполненную пахучими травами и душистыми цветами, и поглядела на открытую калитку в садовой ограде. Амира не покидала дома на улице Райских Дев с того часа, как Али Рашид ввел ее в свой дом невестой. Но к ней приходили многие и часто. Марьям, подружившаяся с молодой женщиной, жившей в добровольном затворничестве, познакомила ее со своими подругами. Завязались знакомства с соседками, которые обращались к Амире как к искусной лекарке, знающей старинные рецепты. Так что посетители приходили в дом на улице Райских Дев каждый день.
– У меня нет от тебя секретов, – сказала Амира, но ее улыбка скрывала неполноту доверия Амиры к подруге: о тайне пребывания Амиры до замужества в гареме на улице Жемчужного Дерева Марьям не знала. – Меня тревожат мои сны. Ночь не приносит мне покоя.
– Это сны о лагере в пустыне, о всадниках? Они снились тебе всегда накануне рождения ребенка в доме…
– Нет, не эти сны, – покачала головой Амира. – Другие, новые. Мне снится Андреас Скаурас.
Марьям удивлённо посмотрела на подругу, но сразу весело улыбнулась и нежно прижала локоть Амиры. Они сели на скамейку в тени старых деревьев большого сада, где Али Рашид насадил лимонные, апельсиновые и мандариновые деревья, пушистые казуарины и тенистые сикоморы, смоковницы, оливы и гранаты. Около скамейки журчал фонтан, окруженный разнообразными цветами, – в изобилии росли лилии, маки, папирус, и поднималась изящная колонка солнечных часов с надписью арабской вязью – четверостишием Омара Хайяма о быстротечности времени. Ограда была увита виноградными лозами.
– Андреас Скаурас! – радостно повторила Марьям. Да не будь я замужем, я сама бы в него влюбилась. Что тебя смущает, Амира? Ты вдовеешь уже давно, и покойный муж завещал тебе снова выйти замуж. Ты ведь еще молодая женщина и можешь иметь детей от нового мужа. Андреас Скаурас! Это замечательно.
Но Амира не могла объяснить даже самой себе, почему ее так расстроили сны о Скаурасе. Потому что мужчина не может жениться на женщине, не знающей своих родителей, своего рода? Или она чувствует вину перед покойным мужем – ведь Андреас Скаурас нравился ей еще при жизни Али Рашида…
– Ну, а как он к тебе относится? – нетерпеливо допрашивала Марьям.
– Ты напрасно что-то воображаешь себе, Марьям. Я для него только вдова его друга. За пять лет после смерти Али он был у меня четыре раза – на похоронах Али, на свадьбах Ибрахима и Нефиссы и две недели назад на похоронах моей невестки. Четыре раза за пять лет – разве так мужчина проявляет внимание к женщине?
– Может быть, он почитает твое вдовство и охраняет твою репутацию. Но я же видела, какое он оказывал тебе внимание две недели назад…
– На похоронах невестки…
– Да примет ее Господь в свой рай! Но повторяю: он глаз с тебя не сводил!
У Амиры замерло сердце, но тотчас же она почувствовала острый приступ стыда. Думать о любви, когда только что умерла юная жена ее сына, Ибрахим несчастен, а ребенок остался сиротой – разве кто-нибудь заменит мать? Амира вспомнила день, когда ее супруг Али впервые ввел в дом своего друга. Амира пожала руку Скаураса, обернув ее, по обычаю, краем своего покрывала, и вздрогнула, почувствовав через ткань горячий ток его крови, подстегнутый желанием. Он не мог оторвать взгляда от ее лица… Или это ей показалось? И ее пронзила мысль, что в этот миг она предала своего мужа. А сейчас, в разговоре с Марьям, она предала своих детей – признавшись, что ей снится Скаурас, что ночами ее одолевают любовные мечты. Это надо прекратить, и она наберется сил, чтобы справиться с собой.
Раздался шум крыльев – стая голубей вспорхнула над домом Рашидов и опустилась на деревья, окаймлявшие улицу Райских Дев. Прищурившись, Амира увидела на крыше дома рядом с голубятней чью-то фигурку.
– Да это Нефисса, – удивленно сказала Марьям. – Что твоя дочь делает на крыше?
Амира подумала, что она не первый раз видит там Нефиссу. В самом деле, кого же она высматривает через садовую ограду?
