При этих словах я, стыдно сказать, хихикнула вслух. Наградой за смешок мне был очередной ненавидящий взгляд мамаши Икабода.
Полли, точнее сказать, несчастный мальчик Полидевк, привел всех в восхищение отсутствием предрассудков по поводу половой ориентации – оделся как балерина и проходил в таком виде полдня. Мамочка нахваливала сынка, говорила, что наряд очень идет, а я изо всех сил отгоняла от себя тень Зигмунда Фрейда. Брат Полли, Кастор, за весь день не произнес ни слова, хотя ему уже два с половиной года. Пару часов подряд он играл с одним паровозом и орал как резаный, если кто-то приближался к нему, а я старалась не думать о том, что когда-то прочитала об аутизме.
Рэйнбоу, Пердита и Чайна, всем примерно по четыре года, были поглощены увлекательным занятием – показывали друг другу свои трусики, а потом Пердита сказала, что ее мама называет свою штучку “киской”. После этого они хором полчаса распевали: “Мяу, мяу, киска” – шаг направо, шаг налево, юбки вверх – и “Мяу, мяу, писька”.
И лишь милый крошка Александр, ему два с половиной, тихонько сидел на полу рядом с ошалевшей Хани и “читал” ей книжку про медведей.
Мы с Луизой действительно сходили выпить по чашке кофе. И знаете что? Она тоже мать-одиночка. Правда, причисляя себя к этой категории, я всегда чувствую себя обманщицей, но я ведь и вправду мать-одиночка. С большим домом и с няней, которая в моем распоряжении в любое время, и это, конечно, не то же самое, что мать-одиночка, живущая на пособие в муниципальной квартире, но тем не менее. Луизин муж променял ее на “модель помоложе”, как она сама выражается, и это грустно, потому что Луизе всего тридцать четыре. Ее квартира находится прямо над небольшой пекарней на Регент-Парк-роуд, и Луиза работает модисткой на полставки. За чашкой кофе с горячими тостами у нас состоялась приятная, восторженная и немного стеснительная беседа: так беседуют одинокие люди, обнаружив, что есть человек, который разделяет их взгляды и вкусы. Луиза и Александр придут к нам в гости на будущей неделе. И еще она сказала, что нам нужно как-нибудь выбраться на прогулку в парк. Так что все обернулось к лучшему, и в “Милых крошках” я нашла то, что искала.
– Увидимся во вторник! – прокричала Фелисити, когда мы выходили. – Марджори будет учить детей йоге!
– Йоге? – спросила я Луизу.
– Это ее специальность – она преподает йогу, – ответила та.
– Тогда почему она такая толстая? В смысле, по ней не скажешь, что она стройная и мускулистая.
– А может, она толстая, но очень гибкая, -сказала Луиза, и мы засмеялись.
Да, похоже, все действительно не так уж плохо.
3
После дневного сна мы идем за покупками в “Сайнсбери”, а когда возвращаемся, уставшие, домой, обнаруживаем, что по всей гостиной стоят белые лилии: в вазах, кувшинах, стаканах, банках, даже в заварочном чайнике, который мне подарил папа на совершеннолетие. Дом заполнен восхитительным запахом лимона и розмарина. И в этот момент из кухни выглядывает Фрэнк, в моем фартуке с розочками.
– Исправляюсь, – улыбается Фрэнк своей глуповатой улыбкой. – Исправляюсь и извиняюсь. Цветы, цыпленок, запеченный с картошкой, глазированная морковь и шоколадный кекс.
– Не стоило так беспокоиться, – говорю я, широко улыбаясь, и наклоняюсь, чтобы отстегнуть ремень на коляске, – но мне очень приятно.
– Я знаю, что путь к твоему сердцу лежит через желудок. И мне правда очень стыдно за вчерашнюю ночь. – Фрэнк вынимает Хани из коляски, пока я роюсь в корзине и выуживаю оттуда пакеты с покупками. – Привет, Хани.
– Здаово, – говорит ему Хани, улыбаясь. Не знаю, почему она разговаривает как деревенский ребенок. Загадка. Отчего бы ей не говорить на “королевском английском”?
– Тут нечего стыдиться. Ты взрослый мужчина, совершеннолетний, и сексом заниматься тебе не запрещено. – “Хотя такое количество секса с таким разнообразием партнерш, конечно, не вполне естественно”, – думаю про себя. – Ну ладно. Я сейчас быстренько отнесу юную леди наверх, выкупаю ее, прочитаю коротенькую сказочку и буду вся в твоем распоряжении.
– Все будет готово к восьми. Ой, – говорит Фрэнк, – кстати, звонил твой отец.
О нет.
– Что сказал?
– Вроде как собирается приехать, пожить у тебя пару дней. Но он еще перезвонит.
– Знаешь, с тех пор как я сюда въехал, ты ни разу никуда не ходила по вечерам, – замечает Фрэнк за ужином.
– Ну так уж и ни разу. Несколько вечеров меня дома не было. И потом, у меня очередной заказ на перевод, а я могу работать, только когда Хани спит. И вообще, ты по ночам гуляешь за нас двоих. Будь добр, налей мне, пожалуйста, вина.
– Давай бокал. Ну, значит, почти ни разу. Тебе надо чаще бывать на людях. Ты же знаешь, что я всегда рад посидеть с Хани, да и Мэри ты могла бы попросить.
– Могла бы, – говорю я, протыкая вилкой морковку. – Ты их с тимьяном готовишь? Очень вкусно. Но, видишь ли, мне некуда пойти. Я что, одна должна ходить в кино, как псих-одиночка? Или болтаться по улицам? А может, мне пойти на вокзал и посидеть там часок в кабинке моментального фото?
– Наверняка есть люди, к которым ты могла бы сходить в гости... – Вид у Фрэнка и вправду становится озабоченный. Душка. Вот только теперь мне действительно неловко от его сочувствия.
– Кстати, о людях. Завтра вечером я иду на ужин к Изабелле Ховард. Видишь, у меня еще не все потеряно.
– Тогда я посижу с Хани. Я и не говорил, что все потеряно. А как насчет остальных вечеров? Нельзя же все время торчать дома. Ты же в самом расцвете сил, Стелла. В смысле, как насчет свиданий?
– Что ж, мне, естественно, не хватает мужского внимания. Но, Фрэнк, с кем?
Фрэнк смеется:
– Да брось, Стелла. Неужели все так запущено? Ты симпатичная женщина. У тебя интересное лицо. Я бы не прочь сделать с него пару набросков.
– Я не корова. Но сегодня в детском саду я видела женщину, очень смахивающую на корову. Хочешь, раздобуду телефончик? Знаешь, абсолютно коровья, млекопитающая внешность.
– Между прочим, я не только коров рисую, – говорит он оскорбленным тоном. – Я умею обращаться с карандашом, хочешь верь, хочешь нет, и рисую портреты. Просто я их никогда не показываю.
– Знаю, знаю. Тогда нарисуй меня, – отвечаю я с набитым ртом. – Было бы интересно.
Фрэнк, если я так привлекательна внешне и, возможно, не слишком уродлива в душе, то где же мой красавец-мужчина? Фрэнк опять смеется:
– Красавец-мужчина не телепат и не может знать о твоем существовании, если ты все время сидишь дома. Для этого нужно выглянуть на улицу, Стелла. Давай, рискни наконец, выйди за порог.
– Тебя послушать, можно подумать, я страдаю агорафобией. Я не боюсь выйти из дома. Ты не мог бы передать мне картошку?
