Кокрофт редко подходил к инструменту. Он привез пианино из Англии в надежде, что на новом месте к нему вернется прежнее вдохновение и желание работать. Однако вдохновение не вернулось, и старый добрый «Спелман Тимминс» давным-давно пылился без дела. Кокрофт начал было писать мюзикл под названием «Крафтс»[1], но вскоре бросил работу, застряв на песне о печальном бассете. Другое патетическое произведение — «Украденное море», — над которым Кокрофт трудился как раз в тот период, когда в нем неожиданно проснулась экологическая совесть и он полностью отказался от рыбы и прочих морепродуктов, тоже постигла печальная участь: на одной из вечеринок автору предложили кусочек копченой лососины и он, поддавшись искушению, потерял моральное право продолжать работу над своей морской симфонией. Кокрофт забыл предупредить, что не ест рыбу, и хозяин поставил перед ним тарелку с лососем. Кокрофту неудобно было отказаться, да и нежное розоватое мясо так восхитительно пахло, что он не устоял. Кокрофт давно не настраивал инструмент: с тех пор, как местный слепой настройщик умер, пожалуй лет семь назад. Так что теперь, даже если Кокрофт и решался прикоснуться к клавишам, инструмент взрывался какими-то безумными аккордами, похожими на дьявольский хохот.
Босниец бродил по комнате, рассматривая развешанные по стенам фотографии. Его внимание привлек один из снимков: человек, в котором можно было узнать Кокрофта, беседующий с Полом Маккартни. Кокрофт, пытаясь скрыть распирающую его гордость и стараясь не слишком раздувать щеки, молча показал пальцем на фотографию.
— Маккартни, — сказал Босниец.
— Да.
— «Не is coming from The Wings».
— Да.
— Дрянная песенка. — Босниец напел, саркастически кривя губу и страшно перевирая мелодию: — «Мы распускаем паруса…»
— Да, по-моему, там были такие слова.
— Дерьмо. — Босниец еще больше скривил рот. — Полагаю, он твой лучший друг?
— О, да, — закивал головой Кокрофт, — мы с ним друзья. Пол очень симпатичный парень.
Кокрофт дважды встречался с Полом Маккартни. Первый раз в 1964 году они случайно столкнулись на пороге дома Джейн Эшер: Кокрофт пришел поговорить с ее братом Питером, который вроде бы обещал помочь с организацией записи нескольких песен Кокрофта на небольшой частной студии: а второй раз в 1973 году, когда и была сделана эта фотография. Тогда у Кокрофта состоялся тридцатисекундный разговор с Маккартни, в котором он напомнил знаменитому музыканту о том, что они уже встречались лет десять назад на вечеринке у Джейн Эшер, где подавали восхитительные пирожные с фисташковым кремом. Маккартни вежливо улыбнулся и отошел в сторону.
— Пол отличный парень, — Кокрофт убежденно кивнул. — Очень приятный в общении. И хороший друг.
Кокрофт решил не углубляться в подробности спора о достоинствах и недостатках музыки Маккартни, посчитав, что критическое суждение по поводу «The Wings» обусловлено принадлежностью Боснийца к иным культурным традициям, и продолжил знакомить гостя со своей обширной коллекцией редких снимков. На одной фотографии был изображен совсем молодой Кокрофт с очень молодым Дэвидом Боуи, на другой — Кокрофт с несколько потрепанным Джимми Хендриксом: на лице музыканта явно читалось усталое равнодушие; также имелся большой групповой снимок знаменитостей, среди которых был даже Сэмми Дэвис-младший, сам Кокрофт пристроился с краю на левом фланге. Рядом висело несколько фотографий, где Кокрофт стоял в центре в окружении парней с электрогитарами, скрипками и барабанными палочками. Все были одеты в одинаковые костюмы. Кокрофт сжимал в руке дирижерскую палочку.
— Когда-то у меня был собственный оркестр, — сказал Кокрофт, указывая на одну из фотографий. — А это мои музыканты. Я был дирижером. Мы очень часто выступали по телевизору. И даже записывали пластинки.
Босниец взглянул на фотографию и ничего не сказал. Они вернулись на кухню. Кокрофт разлил по стаканам остатки виски — получилось две огромные порции — и тяжело опустился на стул.
— Ты знаешь, я очень известный музыкант, — сказал он. — Да, очень. В моей стране меня очень хорошо знают.
«Чушь собачья», — подумал Босниец, который никогда не слышал о Кокрофте.
После того как Босниец отправился спать, Кокрофт еще долго сидел на кухне. Он пил вино и, положив локти на стол, смотрел на собственное отражение в оконном стекле: старое неровное стекло искажало изображение, делая его похожим на забавную карикатуру. Пришел Тимолеон Вьета и положил морду на колени хозяину. Кокрофт отодвинул стул, наклонился и погладил лохматую голову собаки.
— Иди сюда, — сказал он, обнимая пса.
Через некоторое время старик ласково взял в ладони голову пса и потрепал его за уши, потом поцеловал в холодный нос и отпустил, Тимолеон Вьета смотрел на хозяина своими прекрасными глазами, склонял голову то на один бок, то на другой и вилял хвостом.
— Иди сюда, — повторил Кокрофт, снова нагнулся и обнял своего любимца.
Серебристые шорты
По всему дому были развешаны фотографии мужчин. На большинстве снимков Босниец видел просто каких-то незнакомцев: очень серьезный и очень тощий молодой человек в очках и белоснежных брюках; или другой — гораздо более мускулистый темнокожий мужчина лет пятидесяти, затянутый в невероятно узкие плавки. Был среди этих незнакомцев и семнадцатилетний юнец из Голландии, который вечно упрекал Кокрофта в легкомыслии и говорил, что ему давно пора повзрослеть. Также висел заключенный в рамочку снимок выходца с Фолклендских островов, который собрал свои вещи и потихоньку сбежал из дома вскоре после того, как Кокрофт однажды рано утром застал его на кухне за странным занятием: островитянин мастурбировал перед включенным вентилятором. А Кокрофт-то думал, что пятна, которые в последнее время начали появляться на стенах и потолке, были какой-то загадочной разновидностью итальянской плесени. Фотографии большинства мужчин встречались в единственном экземпляре. Но был среди них человек, чей взгляд, как казалось Боснийцу, преследовал его повсюду: в любой части дома, куда бы он ни шел, Босниец натыкался на этот взгляд. Одна фотография висела в ванной, как минимум две — на кухне, большой портрет стоял на пианино, и еще масса снимков — в гостиной, на стенах в коридоре и возле лестницы, ведущей на второй этаж. Человек выглядел очень молодым — почти мальчик. На некоторых фотографиях он стоял один, на других — в обнимку с Кокрофтом; также попадались снимки, где он сидел на корточках, прижимая к себе собаку. На фотографии, висящей в ванной, он был снят в обнаженном виде, лишь бедра прикрыты узким махровым полотенцем. На фотографии в гостиной молодой человек был одет в белый матросский костюм. И как минимум на трех снимках он появлялся в обтягивающих ляжки серебристых шортах. Босниец считал, что длинные стройные ноги юноши похожи на ноги девушки.
Мальчику в серебристых шортах нравилось проводить время в компании пожилых мужчин.
