Амазон, не вынимая рук из карманов, прошел несколько шагов пританцовывая, словно собирался сплясать чечетку, потом быстро обернулся к полковнику и сказал:
— Вам тут в таверне не хватает пианиста. Это ясно. Без музыки атмосфера не та.
— Ну нет. С чего бы я стал платить за музыку?
— Она красивая.
Полковник рассмеялся:
— Красота денег не стоит. Если я вижу на улице красивую женщину, я не плачу за это.
— Пожалуй, но если вы хотите с ней переспать, придется платить.
— Может быть, но на кой мне спать с твоим роялем?
Амазон, поняв, что договориться не удастся, предложил полковнику другую идею:
— А если я стану барменом?
Родригиш подбородком указал на Сервезу:
— Бармен у меня уже есть.
— Лучший во всей Эсмеральде, — добавил швейцарец.
— А сколько всего барменов у вас в деревне? — спросил музыкант.
Сервеза широко улыбнулся, покачал головой и ответил:
— Один я.
И он залился смехом, раскачиваясь из стороны в сторону, как кукла на веревочках.
— Понятно, — сказал Амазон.
Полковник, казалось, о чем-то размышлял.
Небрежным жестом он отогнал комара, кружившего над его головой, и наконец изрек:
— У меня идея.
Амазон взглянул на него с подозрением:
— Какая?
Родригиш задумчиво поскреб рукой свою недельную щетину — так дикобраз с хрустом трется о ствол дерева — и вкрадчиво спросил:
— А не сыграть ли нам в кости?
Амазон Стейнвей встал со стула, неторопливым и размеренным шагом подошел к бару, поставил на стойку пустой стакан и жестом попросил Сервезу наполнить его еще раз. Что бармен тут же с удовольствием и выполнил. Тогда музыкант взял стакан с пивом, поднес к губам и в полной тишине сделал большой глоток. После этого он обернулся к полковнику:
— Сыграть в кости? Думаете, это хорошая идея?
Сервеза торопливо ответил:
— Конечно. У нас так часто делают. Тут всё разыгрывают в кости. И жизнь, и смерть. И деньги, взятые в долг, и долг чести. Иногда женщин. Таков наш закон.
— Но ведь такой закон — дело случая?
— Точно. Нет ничего справедливей, чем случай.
Амазон дал понять, что сомневается. Он больше всего на свете любил играть на рояле, мог играть вообще без нот, но при этом ему ни разу в жизни не доводилось играть в азартные игры.
— Я не против, но без денег это, наверно, будет сложно.
Родригиш кивком головы показал, что согласен с ним:
— Я предлагаю тебе честную игру. Ставлю мой корабль против твоего рояля. Ну что, идет?
— У вас правда есть корабль?
— Есть, — ответил полковник, понимая, что музыкант заинтересовался. — Если я правильно понял, ты хочешь переправить этот проклятый рояль черт знает куда? Так или нет?
— От вас ничего не скроешь.
— Тогда как тебе мое предложение?
Амазон наморщился. От мысли, что придется рисковать белым роялем, у него сжалось сердце. Но есть ли у него вообще выбор?
— Могу я взглянуть на ваш корабль?
Родригиш мотнул головой в сторону окна. На реке, чуть ниже по течению, виднелась небольшая посудинка, похожая то ли на прогулочный кораблик, то ли на обломок, оставшийся после крушения. Корпус так проржавел, что суденышко с трудом можно было разглядеть среди мутных вод Риу-Негру.
— Ладно. Пусть будет корабль. Но допустим, я проиграю — что тогда?
Полковник улыбнулся, взял в руку три костяшки и ответил:
— Останешься здесь и будешь играть на рояле, а я за это дам тебе еду и кров. В любом случае ты и рояль останетесь вместе, как и раньше, никто его у тебя не отберет.
Музыкант кивнул и сказал:
— Договорились. Я согласен.
Иногда случай обходится с нами благосклонно. Но бывает, что судьба готовит такие совпадения, что, как ни старайся, с ними уже ничего не поделаешь.
Вот так и получилось, что Амазон Стейн-вей в один день разом проиграл все: свободу, иллюзии и вместе с ними — рояль. Правда, зато он завоевал дружеское расположение Сервезы.
В тот вечер они напились вместе — у них нашлись сразу две веские причины. Первая: Амазону хотелось забыть, как он только что проиграл полковнику. Вторая: нужно было отпраздновать его прибытие в Эсмеральду.
Вообще-то, если честно, донести стакан до рта — дело нетрудное, сложность только в том, чтобы каждый раз находить для этого какой-нибудь новый повод. Поэтому после ужина из приправленной пряностями красной фасоли с обезьяньим мясом сотрапезники выпили сначала за здоровье одного и другого, потом — за дружбу, за женщин, за путешествия, а потом нашлось и еще множество тостов — составить их полный список было бы нелегко.
Сперва они дождались, пока из таверны ушел последний посетитель, потом — пока Родригиш, наконец, поднялся к себе на второй этаж и, надо думать, заснул в объятиях Жулии, и уже тогда устроились на террасе — свежий воздух, бутылочка кашасы, два стакана и несколько сигар.
Ночь была темная, как чернила, и керосиновый фонарь, висевший у них над головой, был единственным огнем во всей Эсмеральде. Уснувшая река выглядела мрачной, словно поток черной крови в безмолвии лился в темноту. И на бивне нарвала, торчавшем над дверью, мерцали тревожные блики.
Амазон опустился на стул и мелкими глотками цедил крепкий напиток, размышляя о горьком поражении, которое он только что потерпел.
— Здорово тебе не повезло, — посочувствовал бармен, наливая ему еще кашасы.
Амазон глядел в пространство и, казалось, еще не до конца осознал, что с ним случилось. Он был слишком подавлен, чтобы как-то реагировать, и тихо напивался, желая хоть немного оттянуть момент, когда придется взглянуть в глаза реальности. Как ему теперь продолжать свой путь, если рояль больше ему не принадлежит?
— Верно ты говоришь, не повезло. Три раза подряд выпала шестерка. Ну что тут поделаешь...
Сервеза решил, что лучше не оставлять товарища один на один с его несчастьем, и, чтобы поддержать его, не забывал наполнять кашасой и свой стакан — он выпивал жидкость залпом, морщась и рыгая, как будто это лекарство, которое его организм пытался, хотя и тщетно, вернуть назад.
— И что ты теперь будешь делать?
— Еще не знаю. Стану пианистом в таверне Эсмеральды, как сказал полковник. Выбора-то нет.
Музыкант снял шляпу, положил ее на стол и, скрестив руки за головой, откинулся на спинку стула. Он, как Одиссей, мечтал о новой Итаке, а вот попал от Харибды к Сцилле.
