Книга О Шмидте - Луис Бегли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я еще не заводился. А может, и не буду вообще. Надо посмотреть, что вы придумали. Опять же, не понимаю, как вы собираетесь применить это ко мне.
Ну ладно. Надеюсь, ты не станешь дуться, Шмидти: не таким, как ты, обижаться, у тебя прошли здесь хорошие годы, не надо их зачеркивать. Тебя еще с кем-то соединить? Приглашение на День благодарения остается в силе — ты не передумал?
Нет на оба вопроса. И еще раз спасибо за приглашение.
Многозначительный совет не зарываться произвел впечатление. Шмидт отправился на кухню, налил себе приличную порцию бурбона и сел к кухонному столу. Утренняя анемичная морось превратилась в ливень, который колотил по стеклам. У Шмидта не было ни собаки, ни кошки, ни какого другого животного, чтобы вспомнить о нем в непогоду. Крышу на доме перекрыли в конце лета. Новая «технологичная» крыша гостевого домика еще на гарантии. Вроде бы нигде не протекает. Во всяком случае, и в подвале, и в гараже, где бок о бок с его «саабом» дремлют подаренная им Мэри «тойота» и купленный Шарлотте «фольксваген-гольф», сухо — это точно. Беспокоиться решительно не о чем. Наоборот, проливной дождь, который дает деревьям, кустам и тем многолетникам, что посолиднее, возможность лишний раз напиться перед заморозками, только на пользу. И при этом все просто ужасно, хуже некуда.
Ожесточенное противоборство, когда запугивание и давление сменяются подобострастием и соперники чудом ускользают от хитро расставленных ловушек, все эти драмы, разыгрывающиеся в переговорной между большими боссами на фоне груды недоеденных бутербродов и единственного допущенного в комнату адвоката, эти игры, опасные, как манипуляции с ручной гранатой, или, напротив, скучные до зевоты, потому что все предопределено заранее, — главные роли здесь писались не для Шмидта. Эти сценарии создавались под Джека Дефорреста или скорее даже под вездесущего Лью Бреннера, их еврейского Аль Пачино, у которого всегда наготове для нужного человека и мед, и яд, и других таких же непоколебимо самоуверенных и притом безудержно алчных парней из бесчисленных юридических контор, каждый из которых громко объявляет себя лучшим в своем ремесле и требует права первым входить в любую дверь. Шмидт тоже был одним из лучших, но самый высокий пик, на который ему удалось взойти — он представлял две крупнейшие американские страховые компании в их самых сложных сделках с заемщиками — двадцать лет, протекших с тех пор, превратили в осыпавшийся, едва заметный в окружающем зеленом пейзаже холм. Чтобы сохранить былой статус покорителя вершин, Шмидту пришлось бы найти новую вершину и новый подъем такой крутизны, чтобы никто не смог взойти следом. Ничьей вины тут нет. Переворот на рынке ссудного капитала и в соответствующей правовой практике низверг многих крупных нью-йоркских юристов: старые схемы, в применении которых Шмидт достиг виртуозности, разом отошли в прошлое: деньги страховых компаний потекли другими путями, подобно реке, вышедшей из берегов и не вернувшейся в старое русло. Множество юристов калибром поменьше в Нью-Йорке и других городах, в том числе в тех, где находились главные офисы крупных страховых компаний, умоляли, чтобы им хотя бы за ничтожную плату поручили провести планировавшиеся сделки. Клиенты Шмидта были люди благодарные и порядочные, но и они предлагали ему все меньше и меньше работы и, бывало, торговались, краснея от смущения, о гонорарах. Никто не отрицал, что работа Шмидта безупречна, но стоила ли его особая виртуозность, нужная разве что в самых запутанных случаях, которые становились все более редки, а в обычных — лишь немного увеличивающая коэффициент безопасности сделки, таких больших денег? А всевидящие партнеры в «Вуде и Кинге» мотали на ус. Он был гордым человеком. Если бы не зашли в тупик переговоры с Джеком Дефоррестом, если бы не болезнь Мэри, если бы удержать высокий статус среди партнеров «Вуда и Кинга» было для него делом жизни и смерти — эта мысль казалась ему абсурдной теперь, когда он столько узнал о смерти, — он непременно попытался бы еще раз взойти на Гималаи. Но он видел, что деловые качества, из-за которых клиенты раньше изо всех сил старались его заполучить: скрупулезный логический и правовой анализ каждой фразы, устранение любых неясностей, сверхъестественная точность и лаконизм формулировок, позволявшие ужать текст договора до одной трети того объема, что он занял бы у любого другого юриста, и обеспечить кристальную ясность каждой фразы даже для непосвященных, а также полная приверженность тем жестоковыйным установлениям, которым он служил, — уходят из обращения, так же как и финансово-правовые схемы, на которых он оттачивал свой подход и свои умения. Чтобы выигрывать на переговорах, Шмидту не приходилось ни льстить, ни давить: за него играла его правота, всегда абсолютная и доказуемая. И когда на обеде в клубе «21» по случаю завершения очередной сделки юристы компании-клиента преподнесли ему металлическую пластину с изображением рыцаря в доспехах, на которой сверху было вырезано его имя, а снизу слова «Dieu et mon droit»,[7]директор сказал, что это дань уважения Шмидтову здравому смыслу и — со смехом добавил он — сокрушительной честности, Шмидт был растроган, как никогда за все годы работы.
Нет, он не станет ссориться с Райкером. Его первейшая забота — жить в мире с дочерью и сохранить то молчаливое взаимопонимание, которое подобно редкому затишью на океане, когда гремящий галькой атлантический прибой вдруг превращается в мелкую сверкающую рябь, и можно с открытыми глазами лежать на воде, запрокинув лицо в предоктябрьское небо. А вместо этого он заедается с ее парнем — Шарлотта явно поняла это именно так, — и причем как раз в то день, когда дочь объявила, что они решили пожениться. Пусть скверный мальчишка сам его спровоцировал, если дурной нрав выказывает Шмидт, этого не забудут и, пожалуй, не простят. И если по каким-то причинам, которых не откроешь без того, чтобы не усугубить конфликт, он не сможет относиться к Райкеру по-старому, как он относился к нему на работе, да и здесь, в этом самом доме, когда они сходились за завтраком и обедом — ведь, в конце концов, все эти годы Райкер спал с Шарлоттой, — если он не будет вести себя так, будто они с Мэри давно предвидели и вполне приняли это закономерное и радостное для всех развитие событий, Шарлотта с полным правом станет целиком на сторону Райкера и будет так отвечать Шмидту, будто он хотел оскорбить именно ее. Мэри легко справилась бы с этой бедой, она всегда могла распутать безнадежно запутавшуюся бечевку змея и улаживала любые недоразумения между Шмидтом и Шарлоттой: поговорив с ним, поговорив с ней, выслушав их обиды, рано или поздно, через несколько часов или долгих дней, она всегда уговаривала кого-то из них сказать те необходимые, ничего не значащие, но восстанавливающие безоблачное согласие слова.
А распря с Дефоррестом и его пенсионной комиссией? Можно себе представить, как Райкер представит Шарлотте суть спора. Та никогда не усомнится, что денег у отца более чем достаточно. Разве могло быть иначе? Они с Мэри никогда не стали бы вести при Шарлотте разговоры о деньгах, да и вряд ли они вообще когда-нибудь о них говорили: в детстве ни дня не проходило без унылых жалоб матери, постоянно недовольной нехваткой денег, так что Шмидт постарался, чтобы в той жизни, которую он сам для себя устроил, не возникало о том и малейших напоминаний. Вообще-то, в разговорах с Шарлоттой он пару раз обмолвился, что небогат, правда, звучали эти заверения, как прекрасно понимал Шмидт, не убедительнее дежурного предостережения не гнать на восточном конце лонг-айлендской трассы — «Тебя обязательно оштрафуют!» — да и могла ли Шарлотта, которая как будто никогда не слыхала о существовании счетов, видя, как свободно живут они с Мэри, и ничего не зная о том, как заработано это благополучие, не убедить себя в том, что на деле Шмидт очень богат, а все его заявления — не более чем обычное ерничанье и самоуничижение? Что она подумает об отце, когда узнает, как он упирался изо всех сил, пытаясь — да еще к тому же безуспешно, как оно, скорее всего, выйдет, — воспрепятствовать тем благоразумным мерам, которыми компания по рекомендации тщательно изучивших вопрос экспертов хотела добиться того, чтобы пенсионеры не висели камнем на коллективной шее молодых партнеров?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «О Шмидте - Луис Бегли», после закрытия браузера.